Lurk
Шрифт:
— Чего ты хочешь, Стайлз? Чего ты по-настоящему хочешь?
— Хочу перестать думать о ней, — он говорит честно. Сердце его бьется ровно. Несмотря на шум, их разговор все же слышен тем, кто сидит за соседними столиками. Но никто их особо не слушает.
Никто.
Кроме Лидии и Скотта.
— Я думала, ты хочешь добиться ее.
От нее исходит тепло и холод, опьянение и отрезвление, страх и успокоение. Стайлз смотрит на нее как на Бога. Кира — его религия, ведь только в ней он нашел успокоение, нашел свое пристанище. Глядя на то, с каким трепетом
Как настоящий друг, каким никогда не был Скотт.
Как настоящая любящая девушка, какой никогда не была Лидия.
— Мне кажется, у меня это получилось, но мы оба пока… слишком смутно это осознаем. Если вообще осознаем. И теперь… Теперь я хочу перестать о ней думать, потому что все возвращается на круги своя, а я больше не хочу вращающихся коридоров и спертого воздуха.
Слыша это, Лидия испытывает потрясение на грани желания закричать, что она не виновата в его чувствах к ней. Но она сидит на месте припаянной куклой и почему-то думает о тех цветах, что заполонили ее комнату. Она против воли вспоминает о вчерашнем его признании, о той автомобильной свалке и ощущает сбивающее ее с ног опустошение.
— Справедливо, — подмечает Кира. Ее руки по-прежнему излечивают его от громких мыслей и чувств, которые тяжелым грузом наваливаются на Лидию. Ей вообще не стоило сегодня приходить в школу. — Но хочешь ли ты, чтобы она перестала тебя замечать?
Этот вопрос пробивает насквозь не только Стайлза и Лидию, но даже Скотта, который ошарашенно переводит взгляд на Мартин. Та вцепилась в края стола. Теперь она зачем-то вспоминала о комиксах. Об этих потрепанных, пропахнувших пылью комиксах на чердаке.
— Хочешь ли ты ее внимания и своего безразличия к ней? Или хочешь, чтобы и она оставила тебя в покое?
Они знают, что Лидия и Скотт их подслушивают, но делают вид, что не замечают этого. Типа скрываются. Типа таятся. Эта игра причиняет боль Лидии. И Стайлз причиняет ей боль. С каждым днем все сильнее.
Стилински же молчит, боясь озвучить свое безобразное до безумного желание. Но Кира слишком ума и догадлива, поэтому просто кивает и отстраняется. В ее руках все еще его руки. Холодные. Лидия знает, что у него холодные руки. Между Кирой и Стайлзом — дымящийся кофе и сигареты. Это тотемы новой религии Стайлза.
— У меня есть планы на эти выходные, — непринужденно озвучивает Кира. Ее голос теряет былую проницательность и вновь становится будничным и рутинным. Былое напряжение спадает, новая опустошенность накатывает на ЛидиЮ — она зарывается руками в волосы и даже не пытается спрятать своей подавленности.
Стайлз предпочитает не смотреть в ее сторону.
— Что ты думаешь о «Плацебо»?
— Чушь все это*, — устало отвечает Стайлз. Кира улыбается, а потом выпрямляется и поспешно засовывает свои учебники в сумку, отставляя кофе. Впрочем, Стилински к своему кофе тоже не притронулся.
— Я о песнях Брайена Молко, — поясняет Юкимура. — Очень шикосный парень, повернутый на сексе и наркотиках. Кстати, у меня целый недавний его альбом закачен.
Она поднимается, увлекая за собой Стайлза. Стайлз (от/у)даляется с Кирой, но Лидия не смотрит им больше вслед. У нее самой аппетит пропал. И почему тогда на песчаной отмели случилось то непоправимое: не поведи себя Эйдан как мудак — может, сейчас Мартин и не обращала бы внимание на Стилински, не придавала бы его новому амплуа так много внимания.
Ненависть к Кире перетекает в ненависть к Эйдану, и контролировать это тягучее чувство становится тяжелее. Двери столовой хлопают по-особенному громко. Лидия отставляет свой ланч и больше не видит смысла пытаться избавиться от этой головной боли.
— Ты говорила, что можешь проникнуть в его мысли? Что можешь узнать, в чем дело?
Айзек и Лиам обсуждают что-то совершенно постороннее, пока Хейден отчаянно пытается вникнуть в суть их разговора. И только Эллисон, кажется, немного озадачена такими перешептываниями Лидии и Скотта. А еще она тоже заметила отсутствие Стайлза за их столиком, но теперь она слишком отдалена, чтобы интересоваться подробностями. А Лидия разбита, это видно.
— Ты ведь только что слышал, — цедит сквозь зубы, с ее языка капает яд отчаяния, он заражает Скотта, который тоже становится разбитым — правда, постепенно. — Он больше не хочет общаться со мной. И он… он установил что-то типа ментального блока.
— Ты могла бы воспрепятствовать этому, — он говорит с укором. Лидия смотрит на него из-подо лба. Такой взгляд впервые видят и Скотт, и Эллисон, но просто принимают его, не решая никак комментировать. А вот Лидия срывается. Еще чуть-чуть — и рухнет в эту пропасть.
И название этой пропасти — тоска.
— Он тот же, что и раньше, Скотт, — она поворачивается к нему всем корпусом, невольно привлекая внимание даже Хейден. — Ты думаешь, он не будет за тебя стоять горой? Думаешь, захочет какой-то власти? Или крови? Или ты думаешь, он способен еще на что-то подобное, как Питер и остальные?
Хейден толкает под столом Лиама. Он и Айзека замолкают. Впервые все взгляды обращены на Лидию. Она кричала — ее никто не слышал, она стала шептать — и все начали прислушиваться. Мир всегда работа по закону подлости, уже пора смириться с этим.
— Нет! — громче проговаривает она, насыщая Скотта своими отрицательными эмоциями, выливая на него весь свой негатив. Нет, ей не становится легче. Просто она на эмоциях. Просто она впервые не может разобраться со своими чувствами к Стайлзу и впервые понимает, насколько была глупа и слепа. Насколько глуп и слеп Скотт. — Он тот же, что и раньше. Он остается твоим лучшим другом даже тогда, когда ты хочешь исправить его, как какую-то поломанную игрушку. Он будет защищать тебя. Эллисон. Малию. Всех вас. Только меня он хочет забыть, и это вполне обоснованно.