Лужайки, где пляшут скворечники
Шрифт:
А еще были встречи с его величеством Денисом Первым, ровесником Максима. Непротокольные встречи. Несколько раз Денис и Максим запирались в королевском кабинете и разговаривали там по несколько часов. Никого к себе не пускали, только требовали иногда «чего-нибудь пожевать».
— Ваше величество, вас ожидают представители парламентских фракций! — со стоном взывал иногда у запертых дверей государственный канцлер. — Государь, вам необходимо быть на встрече с послом Юрландии…
— Сообщите им, что я нездоров.
— В таком случае дайте соизволение пригласить к вам врача.
— Ага, только
О чем говорили два похожих друг на друга мальчишки? О государственных делах? О хитрых конструкциях воздушных змеев? О своих приключениях? О том, какие вредные бывают учителя?.. О том, как плохо без мамы? Ее высочество Великая герцогиня Анна-Елизавета два месяца назад скончалась в Сонорре от жестокой южной лихорадки. А сестренки Дениса все еще жили там, за границей…
Наверно, юный король уговаривал Максима остаться в столице.
Но Максим не остался. Он вернулся на левый берег реки Хамазл, в городок Бай-Отт. И стал жить у Филиппа Дзыги (которому, кстати, привез от короля патенты на все положенные награды, звания и льготы).
Иногда Максим и Гель на несколько суток уходили в недоступную взрослым степь и жили там по-индейски. В такие дни отставной капрал не находил себе места. Но мальчишки возвращались в назначенный срок — загорелые, исцарапанные и счастливые.
Гораздо больше тревог появилось у Филиппа осенью. Максим поступил не в простую школу, а в частное училище авиаторов, которое открыли в Бай-Отте два смелых конструктора летательных аппаратов. Мальчика взяли в курсанты в виде исключения — знали про его ночной полет над бурной рекой и прочие заслуги…
С той поры Максим был счастлив. Лишь одно горькое событие еще раз ворвалось в его жизнь. В ноябре телеграф сообщил, что в столице неизвестными террористами убит юный король. Максим долго плакал взаперти и неделю не ходил в училище. Гель, как мог, утешал друга и уговаривал все же не пропускать занятий, а то исключат. Сам Гель не стремился стать летчиком, он хотел сделаться капитаном парохода.
Убийц Дениса Первого, конечно, не нашли. Конечно, объявили его мучеником, повсюду поставили памятники, и разные партии, которые воевали друг с другом, сделали его своим знаменем. То есть государственная жизнь Большого Хельта пошла как обычно.
Максима, разумеется, не исключили из училища. И весной он в числе нескольких курсантов-отличников первый раз поднялся в воздух на аэроплане тогдашней конструкции. Это была птица из ткани и реек, которая трепетала в потоках воздуха, как воздушный змей. Максиму тогда не было еще четырнадцати лет…
Дальше следы юного пилота теряются. По одним сведениям, он стал прекрасным авиатором и участвовал в перелете эскадрильи «L-5» через Южную Атлантику. Но, возможно, это был другой Шмель. Потому что иные источники утверждают: тем летом, через три месяца после первого воздушного старта, юный курсант Максим не вернулся из тренировочного полета. Аэроплан ушел в сторону Безлюдной степи. И потом не нашли никаких следов — ни летчика, ни аппарата. Появились слухи, что Максим не погиб, а улетел в дальние края, которые называются Закрытые пространства. Это вроде Безлюдной степи, только дальше и недоступнее. И все это похоже на правду, потому что
Среди школьников Малого и Большого Хельта появилась легенда, что Максим Шмель навсегда остался мальчишкой, потому что время в тех пространствах не подчиняется привычным законам. И что, если с кем-то случается беда, юный летчик может прилететь на помощь. Надо только знать особый сигнал, чтобы позвать его…»
III. Месть Снежной Королевы
Выпал первый снег. Укрыл поляны, мохнатыми шариками застрял в серых засохших кустах репейника. На снегу отчетливо рисовались заячьи следы, их было много. Это Евсейка и его приятели резвились, радуясь пушистой нехолодной зиме. Некоторые зайцы заметно побелели, но Евсейка остался прежний, рыжий.
Среди заячьих следов иногда встречались и другие — будто от крупных куриных лап…
Ребятишки радовались зиме не меньше зайцев. Многие уже и не помнили, что такое снег. Теперь им казалось, что пришла сказка. Дни сделались короткими, но в ранних сумерках тоже была сказочность. Остроконечный месяц, который теперь не уходил с неба, сделался большущим, ярко-серебряным. Внешний край у него был резко очерченный, а тот, что внутри, — неровный, как поспешно оторванная бумага. Казалось порой, что месяц позванивает, как фольга… А круглая луна оставалась прежней. Появлялась она лишь изредка. Но если уж появлялась, все Пустыри застилал феерический зеленоватый свет и самые корявые черные развалины и эстакады казались волшебными сооружениями…
Но сказочность эта не сделала жизнь более легкой. Приходилось думать о дровах. В двухэтажном доме, где обитало семейство тетушки Агнессы, исправно работали батареи. Были они и в некоторых одноэтажных домиках (в том числе и у Артема), но там они то грели, то нет. Последнее — чаще. Хорошо, что стояли там и печи. Но возни с ними было немало, приходилось топить каждый день. Для этого нужно было отыскивать штабеля старых шпал, балки, доски, столбы, пилить их, рубить… А отвыкшие от огня печи дымили, то и дело требовали ремонта и чистки. По утрам, когда в доме зябко, а за окнами еще зимняя тьма, ребята подымались неохотно. А ведь надо в школу! Артем и Нитка сперва сами обходили заснеженные кварталы, стучали в окна, собирали ватагу одетых кто во что пацанят и девчонок, провожали их до школы. Потом за это взялся умница Бом. И привлек зайцев. Зайцы разбегались по Пустырям и барабанили в окна. Бом гавкал так, что с лип и кленов сыпался снег и, отчаянно вопя, срывались возмущенные вороны.
Затем Бом, как опытная овчарка, сбивал «отару» и вел ее до школы, что светилась квадратными окнами в двух кварталах от западной границы Пустырей…
Но не все учились с утра. Некоторые — во вторую смену. Таких Артем встречал после уроков. Сам. Часто не один, а все с тем же Бомом (если шел с Пустырей, а не из института).
Один раз, в декабре, не доходя до института, Артем столкнулся с Птичкой.
Надо сказать, в последнее время Артем о Птичке не вспоминал. Дни проходили в заботах. Дрова, еда, ребята, лекции и зачеты…