Львиная охота
Шрифт:
– Ich sheisse auf dich, - изрек господин Скребутан удовлетворенно.
– Два-один, - откликнулась Рэй.
Все происходило очень быстро. Взгляд наблюдателя (мой взгляд) лишь фрагменты фиксировал, лишь вехи приближавшейся катастрофы. Вот мой знакомый пограничник, стороживший главные ворота, носится между турникетами, не позволяя врагам войти под арку - с легкостью уходит от разрядников, скачет, как кенгуру, и боксирует не хуже. Он неуловим, как разъяренная макака. И впрямь феномен. Бедняга отрезан от своих товарищей, ведь его пост расположен с внешней стороны защитный порядков, так что выбор у него небольшой: либо снимай шлем и смиренно ложись на мрамор, либо дерись. Похоже, парень просто обезумел... правда, вход пока атакуют малыми силами... а вот и третий вертолет!
– удалось пробиться,
А потом я услышал слабое, едва живое: "Максим... Максим... Максим..." и бросился в соседнее помещение, потому что это Василий звал меня к себе.
– Боюсь, мы не успеем поговорить, - произнес он с трудом.
– А надо?
– спросил я.
– Тест пройден, - сказал он.
Ему явно было нехорошо, обильная испарина покрывала его чело.
– Не понял, - честно удивился я.
Он сказал, пряча взгляд:
– Вы простите меня, Максим. Я краем уха слышал ваши с Инной разговоры. И когда вы в машине ехали, и когда по Академии гуляли. С некоторых пор тут повсюду телеметрия, отлов и сортировка внутреннего врага. Инночка, ты тоже прости.
Рэй ругалась с кем-то по селектору, а ее приятель программист, выставив зад, грозно нависал над вычислителем - спины и затылки искрились. Никто не обратил на нас внимания, тогда я развернул один из стульев и подсел к калеке.
– Помните, Максим, вы у Инночки про тест выспрашивали? А она все удивлялась, почему Слово выбрало именно вас...
– Вася на мгновение заглянул мне в глаза.
– Тест вы прошли не вчера и не на взморье, а семь лет назад. Видите ли... Вы оказались единственным из всех, кто попробовал жмурь и не потребовал у нее божьей справедливости для себя одного, за счет других. Вы оказались единственным. А божьей справедливости хотят все без исключения, даже воинствующие атеисты... каким был я когда-то...
– Ах, вот в чем причина, - сказал я.
– Причина чего?
– встревожился он.
– Моего участия в этой истории.
– Справедливый мир...
– произнес он с непонятной интонацией.
– Это ведь была мечта Племянника - справедливый мир. Однако, вот беда, когда получаешь возможность коснуться даже самого крохотного рычажка божественной силы, почему-то пропадает уверенность. Товарищ Племянник придумал сделать сон реальностью, и возникла жмурь, и эта же сила чуть не смяла нас всех. Потому что надо было иначе. Надо было реальность сделать сном... Не хватает одной Буквы, Максим, всего одной. Тот мир, который сотворила ваша фантазия при помощи жмури - это и есть причина, вы правы. Не сердитесь, что пришлось вызвать вас сюда.
– Я не сержусь, Вася, - честно сказал я.
– Просто не понимаю. Отчего бы, например, было не "вызвать" меня тогда же, семь лет назад?
– Желания Максима Жилова должны были созреть, оформиться. Максим Жилов должен был стать писателем. Я подозреваю, что вы даже самому себе не признаётесь, как много писатель Жилов взял из того мира, который подарила ему жмурь. Ваши необыкновенные, излучающие счастье книги - и есть результат теста.
– Нагромождение несуразностей, - заявил я.
– К чему тогда все эти приключения?
– Конечно, вы обставили бы этот сюжет гораздо убедительнее, чем я, криво усмехнулся он.
– Не у всех же такая фантазия, как у вас! У нас, к сожалению, таланта поменьше.
– Это у кого тут нет таланта?
– спросил я.
– У человека, который изобрел жмурь? Миленькое жеманство, мне даже нравится.
– Какой из меня изобретатель!
– бедняга попытался засмеяться.
Лучше бы он этого не делал. Мороз пробрал по коже. Или в помещениях стало прохладно?
– Новое применение наручных часов - всего лишь бред, порождение коматозных видений, - ответил он.
– Если то состояние, в котором я пребывал на астероиде, можно назвать комой. Как и система уравнений для сигнала с гребенчатым спектром - всего лишь сон, подстерегший меня уже на Земле. Демон-изобретатель, за которым вы столько охотились, Максим, оказался жалким самозванцем.
Он закрыл глаза и замолчал. То ли силы кончились, то ли желание говорить. Из мониторной прилетел ужасный рык, сметающий все на пути:
– Откуда они знают про сейф?!
По-видимому, готический замок был уже взят, включая засекреченную псарню. Господин Скребутан продолжал ужасно кричать:
– Предатели! Предатели!
Он колотил чем-то в остывший пол бункера. Мне было его до смерти жалко.
– А ведь ваш друг Станислав однажды воспользовался Буквами, - вновь задвигал Василий безгубым ртом.
– Так уж сложилось. Он прятал меня некоторое время в доме своей сестры... хорошая была женщина, царствие ей небесное... Это перед тем, как мы в катакомбы ушли. Заявляется к нам в гости Эмма - прямо из Парижа! Тайный визит, понимаешь ли. И вдруг сует мне свой камушек, умоляет забрать обратно, говорит, что не ручается за себя. Мы их, камушки эти, разделили с Эммой еще до посадки на Землю. А тут Станислав... Ей-богу, не мог же я у него из рук их вырывать?! Не догадывался ваш друг, что это такое, гораздо позже все узнал...
Я не поверил своим ушам.
– Эмма? Что значит - Эмма?
– У Генерального секретаря Евразийского Верховного Совета тоже была непростая молодость.
– Вы что, знакомы?
– А разве Инна вам не рассказала, кто снял меня с астероида?
Бред размножался почкованием.
– Подождите, оставим пока Эмму, - сказал я.
– Давайте про Стаса. Вы хотите меня убедить, что всего лишь из-за любви господина Скребутана к деньгам местные динары превратились...
– Мечты бухгалтера иногда сбываются, Максим, - шепотом воскликнул раненый.
– Любил он деньги странною любовью и всех вокруг заставил полюбить... Знаете, что Станислав увидел вместо Букв? Две птицы счастья. Это такие изделия из щепы, их подвешивают к потолку, чтобы охраняли дом от невзгод и приносили на крыльях скорую весну. В обычае у некоторых северных народов. Станислав увидел одну большую, вторую поменьше.
– Северные, они же нордические, - сказал я тоже шепотом.
– У нас со Стасом в интернате как раз такая птичка в спальне висела.
– Он романтик, - скорбно сказал Василий.
– Товарищ Племянник номер два. Птица счастья - в сочетании с деньгами. Гремучая смесь.
– А как насчет Эммы?
– напомнил я.
– Можно развить тему?
Мой собеседник захотел вытереть лоб и дважды промахнулся.
– Я тогда не взял вторую Букву, осел упрямый, - произнес он, убрав громкость почти до нуля.
– А уже на следующий день, сразу после нашей встречи... нашей последней встречи... Не понимаю, Максим, зачем Эмме понадобилось отправлять находку в Реестр? Хорошо хоть анонимно и без подробностей. С коротким рапортом: дескать, профессиональная совесть замучила отставного космолаза, а странной штуковине, вытащенной из Пространства, отнюдь не место на полочке для сувениров... Может, правда совесть?
– Отнюдь не, - сказал я с отвращением.
– Отнюдь не, милый адъюнкт. "Совесть" вам всем подавай...
Новый вопрос не успел родиться. Прибежал нордический Стас и сообщил с подозрительным спокойствием:
– Вам надо уматывать, господа. Скоро они будут здесь.
– Каким образом твои гномики на работу попадают?
– ответил я зло. Через потайной сейф, да? И чему ты теперь удивляешься?
Стас сжал голову руками. Он выдохнул - одним нескончаемым словом, совсем уж замысловатое ругательство, что-то там про перекрестный град, про чертову погоду... а потом распрямился, снял очки и стал их протирать аккуратным кусочком замши.