Львиная охота
Шрифт:
– Ну тебя к черту, Скребутан, - сказал я.
– Даже с похмелья ты шутил не так глупо, как сегодня.
– Какие шутки, Максим, - вступила Рэй, до сих пор молчавшая.
– Босс вообще не умеет шутить. Надо возвращаться, Максим.
– Совершенно верно, пора возвращать себе кличку, - сказал господин Скребутан. Он вдруг перестал нас замечать.
– Когда-то меня звали просто Бляха!
– возвестил он, отвернулся и упруго пошел к дрезине.
– Все на свете - миф, - гулко разговаривал он сам с собой.
– Хваленая немецкая пунктуальность - миф. Поезда в Германии всегда опаздывают, и это их свойство особенно ценно,
Когда-то Стас был расстегаем по кличке Бляха, игравшим от скуки в адреналиновые игры с законом. Когда-то Стас хорошо владел оружием, хоть мы с ним доблестно и мотали уроки по начальной военной подготовке. Когда-то он любил мучить лучшего друга вкрадчивым напоминанием: "Сахар на дне", а я таскал его в кино на "Трех мушкетеров", чтобы он понял наконец, что такое настоящая дружба... Жаль, что все это сегодня ему никак не пригодится.
Мы двинулись. Нашему калеке было заметно хуже, его коляской управляла присмиревшая Рэй. Надо бы в лазарет, распорядился я. Где тут лазарет, черт возьми? Не надо в лазарет, попросил больной, не открывая глаз. Если можно, к святому месту. Знаю, знаю, сказала Рэй, куда же еще. Что ж, к святому месту, так к святому - нас, атеистов, этим не запугаешь. Мое мнение давно уже ничего не значило, это бесконечно радовало...
– И все-таки, - ворчал я.
– Вот вы говорите, вертолет, бухта... Достаточно было бы одного вакуум-арбалета! Почему вы живы, адъюнкт? Вы стали бессмертным? Мальчик, готовый красиво убивать, становится бессмертным, какой подарок судьбы.
– Ну что вы, Максим, - слабо улыбался он и придерживал кровавые нашлепки на груди.
– Я теперь просто очень живучий. Вы даже представить себе не можете, какая это жизнеспособная система - наше тело. Оно не боится радиации, может подолгу обходиться без воздуха, не подвержено инфекциям. Вы ведь тоже хотите, чтобы так и было? Я, например, очень этого хочу... хотел когда-то...
Вероятно, человек бредил. С другой стороны - сгоревший вертолет, бухта, вакуум-арбалет. Плюс давнишняя трагедия с проектом "Сито". Трудно отмахнуться от таких фактов. Вот и думай, кого же я на самом деле вытаскиваю из логова заговорщиков?
– Прежде чем что-то захотеть, представь, вдруг это исполнится, примирительно сказал я.
– Заповедь номер один.
– Исполнится, Максим, исполнится...
Благоустроенные коридоры почти сразу кончились, вокруг была плотная тьма, разрезаемая светом наших фонариков, вокруг были угрюмые известняковые кишки, все более и более непроходимые. Редкие двери служебных помещений были украшены бодрыми надписями: "Пыточная", "Игровая", "Малая сокровищница", и когда, наконец, позади остались туалеты с громким именем "Дефекационная", мы встали, потому что пневмоколяска не вписалась в нужное нам ответвление.
– Боюсь, я не смогу идти, - виновато сказал Покойник.
То, что раненый не сможет идти, было понятно даже позолоченному прозаику Жилову. Ну-ка, "Идеал", не стоять в стороне, мысленно скомандовал я, принимая драгоценную ношу в руки. Как это ни удивительно, но тряпочная кукла, вынутая из коляски, оказалась заметно более легкой, чем была полчаса назад. Вата свалялась и скомкалась под дряблой тканью, остро выпирали шарниры и фрагменты переломанного каркаса... Однако впечатление легкости длилось недолго: через несколько метров подземный ход еще сузился. Рэй медленно ползла впереди, освещая мне путь, а я старался не задевать стены хрупкими предметами, будь то моя голова или чужие, торчащие в разные стороны конечности....
Человек в моих руках бурно потел. Не оттого ли и сделался он таким пугающе невесомым? Рэй оглядывалась и с любовью промокала ему лоб платочком.
А потом мы опять остановились. Дальше хода не было, вернее, ход был, только вектор движения радикально изменился. Бетонированная труба, вся в выбоинах и трещинах, смотрела вертикально вверх, и там, в конце этого телескопа, ослепительно горел райский огонь. Рождественская звезда. Там был день, там был свет. В стену были вбиты большие ржавые скобы, выполнявшие функцию лестницы - не та ли это лестница в небо, по которой ангелы восходят к Богу?
– Что это?
– спросил я.
– Воздуховод, - ответила Рэй.
– И куда он ведет?
– Ты что, дурак?
– простонала она.
– А то нет...
И правда, будь я поумнее - лежал бы на пляже да мозолистые ноги в песок закапывал. Из ранца были вытащены ремни, которыми, по мысли этих фантазеров, мне полагалось пристегнуть мессию к своей спине. Спрашивается, кто здесь настоящий дурак? Смеяться не хотелось, а плакать нам по чину не положено: не стал я спорить, не стал издевательски подвязывать эти их ремни вместо галстука (руки были заняты). Я просто перевесил Покойника себе на плечо, сложив ватное тело в поясе - ноги назад, голова вперед.
– Подожди, - остановила меня Рэй, - сначала узнаем, что наверху.
Она надела свой шлем и включила радиоселектор, а я, не в силах прислушиваться к ее наэлектризованным переговорам, закрыл глаза и оперся о бетонную стену. Ноша на моем плече конвульсивно дернулась:
– Вам тяжело?
– Нести вас или слушать, что вы несете?
– прокряхтел я.
– Тяжелее всего понять, зачем я вам понадобился.
– Опять тот же вопрос...
– в муках родил он.
– Очень хотелось мне вечной молодости, Максим. К счастью, чтобы распространить свое желание за пределы одного города, нужен настоящий талант.
– Мой, - саркастически сказал я.
– Да. Вы знаете, каким должно быть будущее, и оно мне нравится. Однажды "товарищ Племянник" захотел жмурь, но, к счастью, ему не хватило фантазии охватить этой заразой всю Землю. Наступила очередь Покойника, и он со своей вечной молодостью тоже жидковат оказался... Тест пройден Максим. Букв - две. Добавьте третью.
Он надолго закашлялся: оказывается, ему было чем кашлять. С каждым произнесенным словом Василию становилось все труднее говорить: силы уходили из него, как воздух из неисправного вентиля.
– Двигаемся, - подала Рэй команду.
– Нас встретят.
С материнской заботой она надела на меня шлем. Я взялся за гниющие скобы и полез наверх, изо всех сил стараясь не загреметь обратно на дно.
– Вашему удивлению всего лишь сутки, - продолжал калека, цепляясь за мою рубашку.
– А я вот уже пятнадцать лет не перестаю удивляться - почему я? Помните, каким я был? Образцом подрастающего поколения, который твердо знает, что справедливое общество в целом построено, остались только мелкие недоделки, технически легко устранимые... Но ведь не один же я так думал. Почему именно меня забросило на тот астероид? Какова разгадка?