Львиное Сердце. Дорога на Утремер
Шрифт:
Джоанна не питала иллюзий и не рассматривала Генриха Гогенштауфена как своего спасителя. Констанция сделает, что сможет, но станет ли Генрих прислушиваться к ней? Джоанна сомневалась. О нём шла слава как о человеке бессердечном и мстительном, его будет обуревать сильное искушение наказать Ричарда, продлив её заточение или устроив для неё нарочито недостойный брак с малозначащим немецким феодалом. Именно этого Джоанна страшилась сильнее всего — быть выданной замуж по выбору Танкреда или Генриха. Танкред обмолвился, что может пересмотреть её положение, как только одолеет врагов. Но Джоанна сомневалась. Скорее всего, он просватает её за человека, которому может доверять. Так поступил отец с вдовой её
Стараясь не уронить лица перед товарками, Джоанна вела себя так, будто не сомневается в благополучном исходе. Она продолжала верить в брата, была убеждена, что Ричард сделает всё от него зависящее, чтобы спасти её. Но ей пришлось уже усвоить несколько болезненных уроков о неисповедимости путей Господних, которые так часто недоступны пониманию простого смертного. Почему Всевышний так внезапно призвал Вильгельма? Или их младенца-сына? Хэла, Жоффруа, Тильду? На эти вопросы не находилось ответа, поэтому как угадать, что уготовал он для неё?
По мере того как подходил к концу сентябрь, Джоанне всё труднее и труднее становилось бодриться, потому как грядущие дни страшили. Меньше чем через две недели она отметит двадцать пятый свой день рождения. В ноябре будет год как умер муж. А в декабре пойдёт второй год её заточения. Вновь и вновь обращалась молодая женщина к своему талисману, шепча: «Шестнадцать лет», — бессонными ночами. Но он утрачивал силу. Как, матушка? Как сумела ты вынести всё это?
Неожиданное появление её тюремщика Гуго Лапена в час, когда колокол сзывал верующих к вечерней службе, удивило Джоанну. Гуго неизменно вежливо обращался с пленницей, но стремясь угодить новому королю, строго следил, чтобы к ней никого не допускали. Он и его брат Жордан оказались в большом выигрыше, сделав ставку на Танкреда: Гуго стал графом Конверсано и юстициаром Апулии, а Жордан пошёл ещё дальше, получив титул графа Бовино и должность наместника Мессины. Королева милостиво приняла приветствия Гуго, так как не видела смысла озлоблять надсмотрщика, но её свита вела себя не так благоразумно. Толпясь вокруг госпожи, фрейлины смотрели на Лапена с открытой враждебностью. Пёс Вильгельма, который после смерти хозяина хвостом ходил за Джоанной, тоже почуял повисшее в комнате напряжение и утробно зарычал. Успокаивающе положив руку Ахмеру на голову, молодая женщина пыталась хранить невозмутимый вид. Но в голове роились беспокойные мысли. Зачем явился он в такой час? Что ему нужно?
— Госпожа королева, прошу извинить, что всё так внезапно, но я и сам не имел времени подготовиться. В гавани тебя ожидает корабль, готовый отплыть сегодня ночью. Не будут ли любезны твои фрейлины собрать в течение часа твои вещи? Если нет, я могу прислать им на помощь слуг.
— Куда меня отправляют, милорд? — сквозь зубы спросила Джоанна.
Гуго смутился и виновато покачал головой:
— Мне жаль, госпожа, но я не могу сказать.
Будь его воля, он ответил бы на этот вполне резонный в подобных обстоятельствах вопрос. Однако Лапен боялся прогневать короля, ибо, отдавая приказ, Танкред едва сдерживал ярость.
Джоанна смотрела на него с отчаянием во взоре. Скрытность пугала, как и факт, что её увозят под покровом темноты, и жители Палермо не узнают об отъезде. Что ожидает её в конце этого зловещего путешествия? Менее удобная тюрьма, чем Дзиса? Нежеланный супруг?
— Я возьму своих собак, — заявила Джоанна, с вызовом вскинув подбородок.
Граф обрадовался, что способен удовлетворить её желание, поскольку запрета не получал.
— Как тебе угодно, госпожа. — Взгляд Гуго переместился на Беатрису. — Проследи, чтобы все вещи королевы были собраны. В Палермо она не вернётся.
Корабль
В последний год своего правления Вильгельм отправил сицилийский флот курсировать у берегов Утремера, не позволяя сарацинам установить блокаду Тира. Учитывая лихорадочное стремление Танкреда к власти, Мариам не удивил бы факт, что узурпатор отозвал эскадру. Флот находился под началом прославленного адмирала Маргарита де Бриндизи, приходившегося Мариам зятем, — он был женат на её сводной сестре Марине, ещё одной незаконнорождённой дочери старого короля Вильгельма. На краткий миг Мариам пришла мысль просить Маргарита замолвить слово за Джоанну, но потом она посмеялась над своей наивностью. Адмирал — обладатель множества достоинств: это прирождённый моряк, бывший до поступления на королевскую службу удачливым пиратом, но у него скорее крылья вырастут, чем пробудится сентиментальное стремление помочь ближнему. Более того, Мариам никогда не была близка с Мариной. Как и прочие сводные сёстры, одну из которых выдали замуж за императора Кипра, она была много старше Мариам, родившейся в последний год жизни отца.
Галера начала маневрировать среди стоящих на якоре кораблей, и Мариам обрадовалась, когда Джоанна снова появилась на палубе.
— Джоанна, Маргарит вернулся из Святой земли. Я и не знала, что сицилийский флот такой многочисленный. А ты?
— Это не сицилийский флот. — Голос Джоанны прозвучал как-то сдавленно, и Мариам обеспокоенно повернулась к ней. Но королева улыбалась — самой ослепительной улыбкой из всех, какую доводилось видеть Мариам.
— Смотри, — сказала Джоанна, вытянув руку.
Подняв глаза, Мариам впервые обратила внимание на красный с золотом штандарт на мачтах, обрисовывающихся на фоне голубого сентябрьского неба. На штандартах красовался королевский лев Англии.
Шкипер сожалел, что Мессина — порт глубоководный, что позволяло кораблям причаливать прямо к городской пристани. Если бы якорь пришлось бросить на рейде, не было бы нужды спорить с этой проклятой бабой — капитан знал, что это королева, но раз она не сицилийка, то её статус его не впечатлял.
— Я уже объяснял, мадам, — буркнул он. — Данный мне приказ совершенно ясен: я должен сгрузить тебя наместнику, а тот потом препроводит тебя в лагерь английского короля.
Джоанна нахмурилась — ей резануло слух выражение «сгрузить» — словно речь о мешке муки для местного пекаря.
— И сколько мне, по-твоему, ждать? Сейчас уже...
Когда лицо её просветлело, а на губах заиграла торжествующая улыбка, шкипера кольнуло недоброе предчувствие. Он повернулся, уже догадываясь, что увидит. Народ на пристани раздавался в стороны, расчищая путь подъезжающим всадникам. Те были облачены в кольчуги, лучи солнца играли на металлических кольцах. Предводитель ехал на фыркающем сером жеребце, явно вскормленном для ноля боя, а не узких улочек Мессины. Сообразив, что смотрит в лицо неотвратимому поражению, капитан ворчливо отдал команде приказ опустить сходни.