Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
— Так вот зачем ты звал меня в Тир? Ты знал, что так может получиться?
Балиан не выразил смущения, не пытался и оправдываться.
— Я лгал, Генрих, когда говорил, что ты нужен здесь. Но признаюсь, мной руководила надежда, что народ примет тебя, и за это я извиняться не собираюсь. Мы не можем позволить себе роскоши оплакивать Конрада, и в этом я тоже себя не виню, поскольку на кону выживание нашего государства.
— Изабелла тоже не будет соблюдать траур? Известно ли ей о ваших планах выдать ее замуж спустя несколько дней после похорон супруга?
Д’Ибелин одарил Генриха странной улыбкой, в которой выразились одновременно печаль, симпатия и несокрушимая воля.
— Она знает, — ответил он.
Генрих сердито тряхнул головой, потому как гнев был самой
— Почему ты не был честен со мной, Балиан? Почему не сказал, что ваша компания сочла меня приемлемым претендентом на руку Изабеллы?
— А скажи он, ты приехал бы? — спросил архиепископ. — Нам требовался шанс поговорить с тобой, убедить, что ты не просто «приемлемый претендент». Ты — единственный, кого смогли мы подыскать. Единственный, устраивающий всех нас. Ты человек мужественный и здравомыслящий, знатного рода и...
Прелата не принято прерывать, но канцлера Конрада возмущало, что разговор никак не дойдет до сути дела.
— Все это замечательно, — буркнул Ансальдо Бонвичино. — Да, люди тебя уважают, граф Генрих, и ты доказал свою доблесть на поле боя, поэтому тебе можно доверить вести армию. Ты — племянник двух королей, единственный, кто способен заручиться поддержкой и англичан, и французов. Тебя знают как любимчика Ричарда, но ты также в хороших отношениях с герцогом Бургундским, так как являешься сыном сестры Филиппа. Даже заключив с Саладином мир, мы не перестанем нуждаться в поддержке других христианских держав, в деньгах и людях. И у нас куда больше шансов рассчитывать на нее, если править нами будешь именно ты.
Никого не порадовало вмешательство Ансальдо. Делегаты предпочли бы доверить дело обходительному, красноречивому архиепископу. Теперь все взоры обратились на церковника в надежде, что тот поправит вред, причиненный откровенностью их спутника. И Жосций не замедлил закрыть собой брешь:
— Не стану скрывать, что родство твое с королями Франции и Англии важно для нас. Но мы не стали бы приглашать тебя, если не считали, что из тебя выйдет хороший монарх, поскольку не можем допустить второго Ги де Лузиньяна. Мы убеждены, милорд граф, что обретем в тебе правителя, способного справиться с тяжкими испытаниями, поджидающими нас впереди. Понимаю, ты не ожидал подобного. Никто из нас не ожидал. Но пути Господни неисповедимы: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу». Нам остается делать то, что в наших силах, а сейчас это означает устройство брака между тобой и леди Изабеллой, нашей государыней.
Тут Жосций улыбнулся и обратил на Генриха взгляд, покровительственный и прямой одновременно, и продолжил:
— Говоря по совести, тебе предлагают редкостный дар: королевство Иерусалимское и супругу, которая знатна, красива и послушна.
Граф не брался отрицать, что в словах архиепископа есть доля правды. Но в этот миг он чувствовал себя скорее лисицей, загнанной сворой лающих псов, чем человеком, которому обещают «редкостный дар».
— Мне требуется время, чтобы подумать, — отрезал он. А потом увидел свет в конце темного туннеля. — Я не могу принять корону без согласия дяди, поэтому, прежде чем дать ответ, должен посоветоваться с Ричардом.
У иных из присутствующих это вызвало ропот, но у архиепископа хватило ума понять, что Генриха не стоит принуждать к согласию мольбами или понуканиями.
— Не пройдет и часа, как мы отправим послание английскому королю, — предложил прелат.
— Нет, я лично должен ему сказать, — возразил Генрих. — И мне следует ехать немедленно, потому как времени терять нельзя.
Это заявление было принято неодобрительно. Однако выпяченный подбородок графа и твердо сжатые губы не поощряли к возражениям. Неохотно смирившись, пулены еще более неохотно покинули опочивальню. Жосций, Балиан и Ансальдо чуть поотстали, и каждый обратился с последним увещеванием. Канцлер напомнил Генриху, что большинство мужчин возблагодарили бы Бога за такую возможность. Балиан заверил друга, что Изабелла действительно согласна выйти за него замуж. Но лишь последнее замечание Жосция достигло цели и омрачало покой молодого человека многие последующие дни.
— Твое решение отзовется далеко за пределами нашего королевства, милорд граф, — сказал прелат. — Оно затронет весь христианский мир, ибо утрата Святой земли причинила жестокую рану каждому верующему. Знаю, ты сейчас ошеломлен, но если воззовешь к Всевышнему, Он, без сомнения, даст тебе ответ, которого ты ищешь, и сообщит волю Свою.
ГЛАВА XIV. Равнина Рамлы, Утремер
Второго мая Ричард пережил очередное из своих чудесных спасений. С небольшим отрядом он разбил лагерь под Ла-Форбье, к югу от Аскалона, и на рассвете крестоносцы подверглись внезапной атаке. Схватив меч и щит, Ричард выскочил из палатки и ему с рыцарями удалось отразить натиск. Позже в тот же день король отрядил тамплиеров на разведку вокруг Дарума, и те наткнулись на жнущих ячмень сарацин. Храмовники захватили два с лишним десятка пленных, которых отправили в Аскалон на работы по исправлению стен — и тамплиеры и госпитальеры использовали рабский труд для осуществления своих строительных проектов. Ричард тем временем отправился на север, на равнину Рамлы, где провел день, выслеживая неверных и изводясь отсутствием вестей из Тира. Здравый смысл подсказывал, что теперь, заполучив корону, Конрад встанет с ним заодно. Но некоторые сомнения отогнать не удавалось — Львиное Сердце опасался, что французы уговорят маркиза держаться в стороне, поскольку для Бове и Бургундца важнее насолить Ричарду, чем разбить Саладина. Не сомневался он и в том, что Филипп, прохлаждаясь в Париже, истово молится о впечатляющем провале крестового похода.
До Яффы оставалось всего миль десять, но король решил провести ночь на равнинах, и воины уже разбивали лагерь, когда на горизонте замечены были клубы пыли. Прикрыв ладонью глаза от заходящего солнца, Ричард всматривался в приближающихся всадников, надеясь, что они везут долгожданные вести. Но на деле гостя встретили еще радушнее, чем посланца из Тира. Когда Андре спешился, государь улыбнулся, обрадованный благополучным возвращением кузена из Рима сильнее, чем сам готов был признать.
Рыцари добыли газель, и пока воины ужинали, усевшись вокруг костров, Андре делился с Ричардом новостями папского двора. Новости не сулили добра. На обратном пути во Францию Филипп повсюду трезвонил, что Ричард спелся с Саладином. В январе Капет встретился с императором Священной Римской империи, и насколько смог узнать Андре, большая честь переговоров была посвящена перемыванию костей Ричарда. Филипп пытался также уговорить папу разрешить его от клятвы не нападать на владения английского короля пока тот в Святой земле.
— Папа отказался, — сказал де Шовиньи. — Потому как даже для него это слишком вопиющий поступок.
— Даже для него? Ты полагаешь, он благоволит французам?
— Дело не в этом. Понтифик очень стар, почти как сам Саваоф, и не имеет ни сил ни желания противостоять могущественным правителям вроде Филипп или Генриха. Но часть его кардиналов пришла в ярость, узнав, что Филипп вынашивает мысль развязать войну против человека, принявшего Крест, поэтому святейший вынужден был отклонить петицию Капета. — Андре сделал паузу, чтобы нанизать на нож кусок мяса. — Мы отправились в Яффу, поскольку мне не хотелось рисковать, входя в гавань Аскалона. Там я узнал, что ты бродишь где-то здесь, пополняя свое собрание сарацинских голов. Слышал я и про то, что Ги ушел, а Конрад пришел.
Тут рыцарь оставил легкомысленный тон и пристально посмотрел на короля:
— Должно быть, вести из Англии воистину ужасны, раз ты решил обняться с этим сукиным сыном из Тира.
— Так и есть, — подтвердил Ричард. — Тебе наверняка передали в Яффе рассказ приора из Херефорда. На прошлой неделе пришло еще два письма, на этот раз от Вильгельма Маршала и архиепископа Руанского. Оба предупреждают, что задержка в Утремере может дорого обойтись мне...
Ричард не договорил, услышав доклад дозорного о приближении всадников. Сунув Андре блюдо, он поднялся.