Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
Осознав, что город отбит, рыцари разразились радостными воплями, а Ричарда обступил благодарный гарнизон. Воины были на седьмом небе и пили благословенный нектар спасения, поскольку уже ждали смерти на стенах замка или от голода. Король разделял их восторг, но не мог дозволить себе роскоши наслаждаться победой. Едва ликование пошло на спад, он подозвал к себе Андре и графа Лестерского.
— Все это замечательно, но праздновать некогда, — сказал Ричард. — Мы заперты армией Саладина в разрушенном городе, не имея достаточно сил, чтобы отразить новый приступ.
— Все лучше, чем истекать кровью на берегу, что мне казалось почти неизбежным, — заявил де Шовиньи. —
Глаза Лестера округлились. Вопреки внушительному перечню подвигов в Святой земле, он до сих пор ощущал себя зеленым юнцом по сравнению со старшими боевыми товарищами и слишком преклонялся перед Ричардом, чтобы обращаться к нему с присущей Андре фамильярностью.
— В следующий раз постараюсь лучше, — сухо бросил король. А потом улыбнулся, хотя шутить вовсе не собирался. — Будем надеяться, что Генрих не станет медлить по пути, потому как, если его армия не подтянется вскоре, мне не останется иного выбора, как снова призывать вас к мученическому венцу.
Пока галера с наполненными ветром парусами устремлялась на юг, Генрих провожал глазами проплывающую мимо береговую линию, но на самом деле не замечал ни скалистых утесов, ни далеких гор. Он пребывал в таком напряжении, что даже веки отказывались моргать, и не ел много часов, не доверяя своему желудку. Поход развивался успешно до тех пор, пока в субботу войско не достигло Цезареи. Там стало известно, что дорога заблокирована большими силами сарацин под командованием нового союзника Салах ад-Дина, сыном вождя ассасинов Рашид ад-Дин Синана. После жарких дебатов решено было не рисковать, потому как потеря армия будет для королевства губительнее, чем утрата Яффы. Генрих усвоил жестокий урок жизни в суровой реальности Утремера и осознавал необходимость прислушиваться к мнению опытных людей, в данном случае пуленских лордов и великих магистров госпитальеров и тамплиеров. Их осторожность была ему понятна: катастрофа под Хаттином оставила глубокие шрамы. Но он не мог просто сидеть и ждать в Цезарее, не лишившись рассудка, и обнаружив стоящую в гавани галеру, посадил на нее отряд рыцарей и отплыл поутру в воскресенье в Яффу.
Граф опасался того, что они могут застать, и после того как позади остались руины Арсуфа, как одержимый мерял ногами палубу, ведь до Яффы оставалось менее десяти миль. Держится ли еще город? Не отважился ли дядя на приступ, полагая, что подкрепления вот-вот подойдут? Мысли были такими гнетущими, что Генрих исполнился благодарностью, когда к нему подошел Морган. Его питала надежда, что валлиец развеет тяжкие думы. Но и у Моргана на душе было не легче.
— К черту вечное пламя ада, — буркнул молодой рыцарь. — Настоящая пытка состоит в том, чтобы заставить приговоренного ждать, ждать, ждать. Ждать бесконечно.
— Тут я с тобой спорить не стану. — Дурные предчувствия графа усилились, когда показалась церковь Св. Николая. До Яффы оставалось рукой подать. Закрыв глаза, Генрих стал молиться про себя: за дядю, за тех, кто заперт в осажденном городе, за свою новую родину.
Одного из моряков отправили на мачту нести дозор, и теперь впередсмотрящий, опасно балансирующий на бизани, разразился криком. Слова были непонятны большинству стоявших на палубе, только соотечественники-генуэзцы могли разобрать лигурийский диалект. Но возбуждение дозорного было так явно, что рыцари гурьбой повалили на нос, где нес свою вахту Генрих. И тут все начали смеяться, обнимать друг друга и вопить, потому как красный с золотом штандарт над Яффой принадлежал Ричарду.
Моргану пришлось кричать, чтобы Генрих услышал его сквозь весь этот гомон.
— Должен признаться, я с сомнением относился ко всем этим повестям про чудеса. Но теперь, ей-богу, с сомнениями покончено!
Улыбка Генриха сверкнула ярче, чем все золото в Монпелье.
— Не обязательно верить в чудеса, Морган. Достаточно верить в моего дядю.
Едва галера причалила и была подтянута к берегу, Генриха обступили солдаты, жаждущие услышать весть, когда же подойдет остальная армия. Он отделался от них улыбкой и расплывчатым «скоро» и поинтересовался, где найти Ричарда. Никто толком не мог ничего сказать, но узнав, что Андре де Шовиньи в городе, граф в сопровождении своих рыцарей отправился к полуразрушенным Иерусалимским воротам.
Никогда прежде не доводилось ему видеть город, до такой степени оказавшийся на грани гибели, и масштабы разрухи поразили его. Хуже зрелища были запахи — тут воняло как в склепе. Не удивляло, что люди, грузившие в телеги трупы, закрывали нос и рот шарфами. Андре Генрих обнаружил у восточной стены, взобравшимся на груду развалин с целью оценить вред, причиненный саперами и камнеметами сарацин. Завидев Генриха, де Шовиньи скатился с кучи с такой поспешностью, что подвернул лодыжку и обрушил на головы стоявших поблизости поток цветистых ругательств. Ухватив молодого графа за руку, Андре увлек его к ближайшему строению — разграбленной лавчонке, принадлежавшей некогда аптекарю. Расположившись среди разбросанных ступок, пестиков, разбитых пузырьков и банок, Генрих поведал другу скверные новости, даже не пытаясь подобрать слова с целью смягчить пилюлю. В комнате было темновато, но было заметно, как побледнел Андре.
— Ладно, у Ричарда хотя бы уже заготовлена речь, — пробормотал он, раскидывая ногой склянки, чтобы проложить дорогу к дощатой скамье. Сев, рыцарь заметил недоумение Генриха и натужно улыбнулся: — Личная шутка, парень.
Сняв с пояса флагу, Андре от души приложился к ней.
— Полагаю, с моей стороны опрометчиво надеяться, что вы захватили с собой вина? Будь прокляты эти сарацины, которые вылили в этом городе все до капли. — Де Шовиньи отпил еще глоток, передал флягу Генриху, потом неохотно поднялся. — Лучше покончить с этим. Пойдем, разыщем Ричарда.
Графа перспектива разговора не радовала, и он хорошо приложился к фляге, прежде чем возвратить ее.
— Я едва поверил собственным глазам, когда увидел знамя Ричарда. Скажи, Бога ради, Андре, как ему это удалось?
— Будь я проклят, если знаю, — отозвался рыцарь с кривой ухмылкой. — А мне довелось присутствовать при этом. Я всегда шутил, что люди пойдут за ним хоть в пучины ада. Вот вчера они и пошли.
Когда они вышли наружу, Генрих чуть не задохнулся от смрада. И вскоре обнаружил причину: мимо проезжала еще одна груженная трупами повозка. Но посмотрев на телегу, граф нахмурился.
— Ради всего святого, что...
— А, ты про это? — Андре прикрыл нижнюю часть лица кольчужным воротником, дожидаясь, пока повозка проедет. — Сарацины перерезали всех до единой свиней в городе, потому как их Святая книга считает свиней нечистыми животными. Туши стащили на церковный двор, а потом эти сукины дети бросили в кучу и тела убитых франков. Это подразумевалось как смертельное оскорбление, поэтому наши парни отплатили им той же монетой — наших павших погребли, а свиней мы бросаем за стену вместе с трупами сарацин.