Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
— Хотел бы я, чтобы все было так просто. Вечером в пятницу Саладину пришла весть о моем подходе, и если верить нескольким пленникам, он попытался послать своих людей на штурм замка, чтобы меня опередить. Но те заупрямились: кто-то страдал от усталости и ран, другие предпочитали грабить город, особенно узнав, что в нем много караванных товаров. Услышав наутро о появлении моих кораблей, султан послал Баха ад-Дина — ты его помнишь по первой нашей встрече с аль-Адилем — уговорить гарнизон сдаться. Но обороняющиеся тоже заметили галеры. Галер поначалу было всего три, поэтому сорок семь мужчин и их семьи согласились выйти. Остальная часть гарнизона, видя, что помощь близка, приняла решение сражаться. Но время шло, а мы не высаживались на берег. В цитадели воцарилось отчаяние, и патриарх с кастеляном пошли умолять Саладина вернуться к первоначальным условиям капитуляции.
Предвосхищая вопрос Генриха, король пояснил, что считал судьбу замка уже решенной.
— Однако один храбрый священник доплыл до моего корабля. Мы высадились на берег, очистили его, и я повел отряд по лестнице тамплиеров в нижний город. Стоило гарнизону увидеть мой штандарт, он пошел на вылазку, и вскоре мы обратили сарацин в бегство. Поскольку армия его пришла в такое расстройство, Саладин не имел другого выбора, как отступить в Язур, захватив в качестве пленников патриарха и кастеляна. Жаль епископа Ральфа. А вот насчет кастеляна мне сообщили, что в самом начале осады он пытался сбежать, но его пристыдили и заставили вернуться и исполнять долг, поэтому подземелье Дамаска станет ему достойной наградой.
Генрих собирался спросить, откуда проведал Ричард про лестницу, но потом вспомнил рассказ Моргана, как во время взятия Мессины король провел своих через потайную крепостную калитку, о которой проведал во время разведывательной вылазки в город. Большая часть успехов дяди как полководца объяснялась тщательной подготовкой, вниманием к мельчайшим деталям. Но это не объясняло, как маленькому отряду рыцарей удалось одолеть столь многочисленные силы турок.
— Послушать тебя, так речь идет о повседневной мелкой схватке, — заметил граф. — Интересно, а Цезарь, Роланд или Александр Великий совершали свои завоевания также походя?
Ричард рассмеялся — хвалы военным талантам всегда были ему приятны.
— Я бы с удовольствием присвоил себе всю славу освободителя Яффы, особенно раз французов не было поблизости. Но нам сильно на руку сыграло разложение саладиновой армии. Его воины воюют уже много лет, они устали, стосковались по дому и негодовали, потому как со дня моего прибытия под Акру почти не имели шансов пограбить. А солдаты, даже ведущие священную войну, все равно надеются на прибыток.
Король насыпал себе порцию кедровых орешков.
— Противостоящие нам турки не выразили желания сражаться. Они с таким азартом грабили город, что даже не обратили внимание на происходящее на берегу. Вчера нам повезло во многих смыслах, вот только не знаю, как долго еще можем мы рассчитывать на удачу. В данный момент укрепления Яффы способна одолеть даже шайка решительно настроенных монахов!
— Только если эти укрепления не защищает Малик-Рик! — пошутил Андре. Удостоившись скептического взгляда со стороны Ричарда, рыцарь не сдался. — Не нужно ложной скромности, кузен. Ты снискал репутацию своей безумной храбростью и отвагой на поле боя, поэтому ни один благоразумный человек не пожелает скрестить с тобой меч. Даже я не захотел бы!
— Я бы предпочел не строить план спасения на этом, Андре. Правда в том, что мы оказались в глубокой яме, и остается только уповать, что собственные заботы помешают Саладину выкопать нас. — Ричард поерзал неуютно. Как и у большинства соратников, тело его ныло и болело после вчерашней битвы.
Перехватив озабоченный взгляд племянника, он поспешил успокоить его.
— Я тот еще упрямец, Генрих, и обязательно найду способ вытащить нас: тебя, меня самого, моих людей. У меня нет намерения потерпеть поражение или умереть в Святой земле. Я ни за что не доставлю этой французской сволочи такого удовольствия!
Абу-Бакр вернулся к Ричарду с посланием от Салах ад-Дина, и переговоры начались. Султан настаивал, что раз Яффа теперь опустошена, Ричард должен ограничиться владениями от Цезареи до Тира. Король выступил с хитроумным контрпредложением: у франков есть обычай, когда сеньор дает землю вассалу, который соглашается служить ему при необходимости. Если султан пожалует ему Аскалон и Яффу, Ричард обещает ему вернуть их по требованию и предлагает взамен свои военные услуги, «ценность которых тебе хорошо известна». Тогда Салах ад-Дин предложил поделить два города: Яффу отдать Ричарду, а Аскалон забрать себе. Ричард поблагодарил его за уступку Яффы, но настаивал и на Аскалоне, поскольку на его восстановление он потратил целое состояние. Более того, если султан согласится, король обещает заключить в шестидневный срок мир и отбыть в собственные земли. Если же нет, останется тут на зиму и продолжит войну. Салах ад-Дин ответил, что не может уступить Аскалон. И если Ричард, будучи молодым человеком во цвете лет, в пору жизни, когда все стремятся к удовольствиям, согласен оставаться вдали от семьи и родного дома, то «насколько проще будет провести мне зиму, лето, а за ней еще зиму здесь, в моих собственных владениях, в окружении сыновей и близких». Он уже старый человек, заявлял султан, и давно пресытился мирскими наслаждениями. Ему не составит труда пересидеть английского короля, ибо он служит Аллаху, а что может быть важнее этого?
С Аскалоном, по-прежнему преграждающим путь к миру, переговоры зашли в тупик. К этому времени султан узнал, что подкрепления франков застряли в Цезарее, без шансов продвинуться вперед. Когда ему сказали, что Ричард заперт в Яффе с небольшим отрядом рыцарей, Саладин понял, что ему представляется редчайшая возможность. Если английский король будет взят в плен или убит, сарацины выиграют эту войну.
ГЛАВА XVIII. Яффа, Утремер
В обычных обстоятельствах Генрих спал чутко. Но в минувшие два дня шли работы по ремонту городских стен. Все физически пригодные мужчины, начиная от Ричарда и последнего солдата, трудились не покладая рук. Поэтому во вторник вечером граф рухнул в кровать, чувствуя боль в каждом из ноющих мускулов. Услышав крики, он поначалу решил, что это ему снится, и полностью очнулся, лишь когда в шатер ворвался один из его рыцарей и сообщил, что на них напали.
Никогда граф не облачался так быстро. Не став возиться с кольчужными штанами, он надел куртку, кольчугу, шлем и, выскочив наружу, угодил в средоточие хаоса. Мельтешили люди, некоторые полуодетые — кое-кто даже брэ не успел натянуть, — из доспехов на них были только стеганные кафтаны. Все сжимали оружие и отчаянно оглядывались в поисках врага. Заметив Моргана и Рауля де Молеона, Генрих устремился к ним. Морган слышал, что один генуэзский арбалетчик рискнул выбраться за пределы лагеря, чтобы отлить, и заметил, как лучи восходящего солнца играют на шлемах и щитах приближающейся армии. Рауль поделился молвой, что сарацины разделились на два отряда: один намеревается захватить короля, другой — взять Яффу и отрезать крестоносцам путь к отступлению. К ним присоединились братья де Пре. По их словам, войско ведет сам Саладин, а воинов там столько тысяч, что на спасение уповать не стоит. Не зная, кому верить, Генрих отправился на поиски дяди.