Лям и Петрик
Шрифт:
— Геля-Голдочка! — позвала нищенка, оставив молитвенник. — Геля-Голдочка! — Она хотела в чем-то упрекнуть хозяйку, но так и не решилась: — Вы такая набожная, святая душа, дай вам бог здоровья! Вы праведница.
— Ну-ну, — ответила Геля-Голда и сунула нищенке горшочек вареной картошки.
Однако нищенка не успокаивалась. Ей хотелось закинуть словечко насчет Сали. Кругом парни… Надо смотреть в оба, тем более Геля-Голда стала такой набожной после смерти мужа.
— Геля-Голдочка! Все знают, что из-за вас все местечко стало набожным. Каждую пятницу вы ходите от лавки к лавке и взываете
Геля-Голда пошла на кухню, принесла ложку гусиного смальца и дала нищенке. Та пыталась еще что-то сказать, но, так и не кончив речи, затихла.
Петрик пригнулся к Геле-Голде.
— А? — спросила она. — Ты ищешь безногого? Вон он там лежит.
Трудно было догадаться, что в углу среди груды узлов и всякого багажа лежит живое существо. Оно ничем не было приметно, из угла доносился лишь сильный храп. Петрик не мог разобрать, лежит ли безногий ничком, на боку или на спине. Он увидел только клок бороды и пригнулся к ней.
К ним подошла Геля-Голда:
— Проклятый калека! Он приносит местечку одно лишь горе. Десять лет тому назад он явился, наболтал невесть что, и царь прислал сюда казаков; они убивали, мучили народ. А два года назад, сразу после его прихода, началась война. И зачем его нелегкая опять принесла?
Подошел Береле и, ухмыляясь, сказал:
— Ты погляди только, как он дрыхнет! Как завалится спать — считай, что подох. Он может храпеть неделю подряд, хоть тут гром греми. Но если наметит себе день и час, обязательно проснется, минута в минуту. Черт его знает, в чем душа держится!
Продавцы свинины уже стояли двумя длинными рядами возле своих лотков, на которых красовались копченые окорока, куски белого сала, круто посыпанные солью, и круги колбасы. На лотках лежали также желтовато-розовые поросята, похожие на заспиртованных младенцев. Их вытянутые ножки напоминали вставших на дыбки оленей на еврейских занавесях у скинии. Рядом лежали крупные свиные головы, тоже копченые, и казалось, будто их чисто выбрили. А над всем этим товаром возвышались их хозяева, в сбитых на затылок картузах на проволочных каркасах, с блестящими козырьками. Понаехавшие из других губерний крестьяне тоже уже были подле своих длинных, широких и плоских телег, доверху груженных яблоками и сливами. Позади их тянулись ряды скорняков и торговцев готовым платьем. За ними громоздились глубокие повозки, похожие на мрачные сундуки. В них приезжие доставляли юфтовые сапоги с высокими голенищами и подкованными каблуками. А повыше, на горе, шумело раздолье конного рынка.
Петрик стоял у калитки, раздумывая, что ему раньше загнать: шинель или сапоги и что купить на вырученные деньги — хлеба с колбасой или кусок сала? Он слушал гомон базара, и его вдруг потянуло: работать, работать, работать! В деревнях ему предлагали остаться, Аршин хотел взять его в кучера… Руки чешутся — хоть камень дробить, только бы трудиться! Правда, он знает: стоит ему взяться, как на другой же день бросит работу, все надоест, все прискучит. Он не способен сейчас заниматься чем попало. Надо найти товарищей, которые ему все объяснят, укажут путь, поведут за собой, выведут из тупика. Ведь теперь он уже не такой, каким был, когда
Не успел Петрик понять, что это за спиной хлопает, как шум приблизился и что-то шмыгнуло у него под рукой. Это оказался безногий. Он тоже остановился у калитки.
— Что, браток, большой базар нынче? — спросил он.
— Большой, — ответил Петрик и увидел, что борода у безногого аккуратно расчесана, приглажена, а лицо светлое, умные глаза лучатся, только взгляд почему-то беспокойный.
— Ты что здесь делаешь, солдатик? — спросил он внезапно.
— Ничего, — вырвалось у Петрика.
— Я вижу, ты болен, солдатик. Пойди домой, отлежись! Здоровым надо быть по нынешним временам. Надвигаются грозные тучи, будут и громы и молнии. Пойди отлежись! Ты знаешь здешнего помещика Лукьянова?
— Да.
— Земли у него много?
— Много.
— А у тебя есть земля?
— Нету.
— Вот видишь!
Безногий всей пятерней расчесал бороду и заковылял к базару.
Петрика действительно лихорадило, сильно жгло глаз под повязкой. Непонятное беспокойство овладело им: надо как-то осмыслить то, что говорит безногий. Петрик поискал его глазом в базарной толпе, потом, взяв на руку шинель, отправился продавать ее.
Длинными рядами стал базар, по которому бродили босые крестьянки с детьми и старики в огромных соломенных брылях. Молодые мужики почти все были калеками; многие из них просили милостыню, но самые молодые в потертых шинельках толпились у входа в пивную.
Покупать шинель у Петрика охотников не было. Старая крестьянка предложила за нее трех кур, он взял их и понес продавать.
Петрик зашел в аптеку за бинтом, и у него вдруг дыхание перехватило: здесь была Переле. Он еще раньше слышал от Сали, что Переле живется несладко: мать умерла, отец женился на прислуге. Переле будто сказала ему: «Папа, я отравлюсь, если ты женишься на прислуге». А он ответил: «Травись, дочка, травись!»
В последние годы Йося Либерс вел большие дела в Галиции. Когда разразилась война, все его товары, все его добро где-то там сгинуло, и он обеднел. Переле поступила в аптеку. Она, видно, Петрика не узнала. У нее было печальное лицо; она повзрослела, побледнела; волосы были гладко причесаны, от былых прыщей и следа не осталось. Переле бросила на него беглый взгляд и больше глаз уже не поднимала. Все прежние чувства воскресли в его душе, и словно скрипки зарыдали, вызывая и боль, и жалость. Он помнил Переле веселой и беспечной.
Петрик взял бинт и вышел убитый на крылечко. Здесь он немного задержался. Вслед за ним вышла Переле и, не глядя, протянула ему руку.
— Как вы поживаете? Я знала, что вы здесь, — тихо сказала она и помолчала. — Вот до чего мы докатились! — добавила она еще тише, повернулась и скрылась в аптеке.
Расстроенный, возвращался он на постоялый двор. Не имела ли она в виду и его, Петрика, когда сказала «мы»? «Мы», — это она, Петрик и Лям? «Вот до чего мы докатились!..» Да, Петрик завалится в солому и, как безногий, проспит до самого ухода отсюда. «Здоровым надо быть по нынешним временам». Завтра он встанет и тотчас уйдет из городка.