Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Priest P?

Он знал, что должен немедленно пойти во двор и попрактиковаться с мечом, или взять свой нож для вырезания амулетов, или, может быть, посвятить все свое свободное время медитации и созданию собственной основы для совершенствования. Но несмотря ни на что он все еще не мог успокоиться, чтобы сосредоточиться на этих задачах.

Сердце Янь Чжэнмина переполняло такое количество мыслей, что он даже не мог понять, с чего начать их сортировку. Наконец, он вздохнул и лег на кровать, тупо уставившись на занавески, пытаясь очистить свои мысли и придумать какой-нибудь выход для их клана. К сожалению, всю свою короткую жизнь он

был слишком сосредоточен на внешности. Даже если бы он полностью очистил свой разум, он все равно не смог бы выдать ничего существенного.

Ему некуда было выплеснуть свое внутреннее смятение, и он искренне желал просто взять и закатить истерику.

И тут дверь со скрипом отворилась.

Янь Чжэнмин глубоко вздохнул и раздраженно сказал:

— Чжэши, разве я не сказал, что собираюсь спать?

— Это я.

Янь Чжэнмин был удивлен. Он приподнялся на кровати, чтобы посмотреть.

– Медная монетка, почему ты здесь?

У Чэн Цяня в руке была маленькая бутылочка со снадобьем, вероятно, для лечения боевых ран. С тех пор, как он добавил два часа к своим ежедневным тренировкам, этот тонкий лекарственный запах часто цеплялся за него.

— Чтобы осмотреть твои раны, — просто ответил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин замолчал и позволил неуклюжим рукам Чэн Цяня ощупать синяки на своем теле.

Когда Чэн Цянь уже собирался уходить, собрав свои вещи и вытирая руки куском ткани, Янь Чжэнмин внезапно заговорил:

— Сяо Цянь, ты ничего не хочешь у меня спросить?

Чэн Цянь поколебался, прежде чем ответить:

— Сегодня... Когда ты упал с платформы, ты позвал мастера.

Похоже, он не слишком умел утешать других. Он беспокойно поерзал на месте и, наконец, похлопал Янь Чжэнмина по плечу.

Обнаружив, что он все еще не сказал ни слова, Чэн Цянь был немного разочарован этим и тихо вздохнул.

— Я говорю не об этом, — произнес Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь посмотрел на него в замешательстве.

— А о чем?

Например, о планах на будущее для их клана? Или о том, когда их глава, наконец, отрастит хребет?

Теперь Янь Чжэнмин действительно узнал разницу между Чэн Цянем и другими. Чэн Цянь никогда не заботился о том, что именно имел в виду глава его клана, и никогда не надеялся, что кто-то станет сильнее, чтобы уменьшить его страдания на острове Лазурного Дракона. Когда на него смотрели сверху вниз, он добавлял к своим тренировкам еще больше времени. Даже если небеса рухнут или земля провалится, его глаза будут видеть только путь, проложенный перед ним.

— Мастер показал тебе все стили владения деревянным мечом Фуяо? — Янь Чжэнмин внезапно сменил тему.

Чэн Цянь кивнул.

— Но я все еще не могу полностью понять последние три.

— Воспоминаний достаточно.

Янь Чжэнмин накинул верхнюю одежду и схватил меч, принесший ему бесчисленные обиды.

— Иди на задний двор. Помоги мне записать все стили владения деревянным мечом Фуяо в руководство.

Изо всех сил нести бремя ответственности

На противоположных сторонах острова Лазурного Дракона возвышались две горы. На гребне той, что находилась позади — густой лес отдалялся от морских волн. Человеческая фигура быстро пробралась сквозь чащу, двигаясь, словно порыв ветра, и направилась прямо к краю утеса.

Его ступни едва касались неровных выступов, когда

он поднимался наверх, взгляд его остановился на «увядшей траве»¹, не имевшей ни цветов, ни листьев, растущей прямо у пропасти. Одним махом он выдернул ее с корнем, а потом подпрыгнул, сделал в воздухе сальто и вцепился пальцами в камень. Его рука напряглась, и он повалился на горный склон.

¹ Увядшая трава: ??? ?: «Ворона; Ворон; черный»; ?: «парус лодки»; ?: «трава».

Движения этого человека были столь грациозны и проворны, что создавалось впечатление беззаботности. Только когда он приземлился, стало ясно, что это был юноша лет пятнадцати-шестнадцати. Он обернулся, окинул быстрым взглядом скалу, и со слабой улыбкой продолжил свой путь.

Только тогда гигантский орел, охранявший «увядшую траву», понял, что его сокровище украдено. Он тут же весь раздулся от гнева, взъерошил перья и закричал. Но, несмотря на свою злость, птица оказалась очень умна. Будто зная, что у него нет никаких шансов против преступника, орел на мгновение замер в нерешительности. В конце концов, он не стал бросаться в погоню. Прошло совсем немного времени, но фигура юноши уже бесследно исчезла в густом лесу.

Вдруг послышался протяжный и громкий мужской крик. Вздрогнув, гигантский орел взмыл в небо, стремясь убраться прочь от утеса. В ответ раздались другие голоса, сигнализирующие о засаде, явно подготовленной заранее.

Стаи птиц поднялись над лесом, их крики слились и превратились в гвалт, но стоило им улететь, как все сразу стихло.

Когда юноша услышал их, выражение его лица не изменилось. Он осторожно отряхнул корни «увядшей травы» от комьев земли, прилипших к ним, сунул растение за пазуху и дважды взмахнул обычным деревянным мечом, который держал в руке. Молодой человек прищелкнул языком.

— Прилипчивые ублюдки².

² «Прилипчивые ублюдки» здесь используется фраза «????». В буквальном смысле это означает, что «душа умершего еще не рассеялась». В менее буквальном смысле это означает, что «влияние учения все еще остается». Чэн Цянь говорит, что Чжан Дасэнь и его люди были как злые духи, преследующие его и отказывающиеся оставить его в покое.

Это был никто иной, как Чэн Цянь.

Пять лет пролетели в одно мгновение. Тогда еще ребенок, теперь он вырос в лихого юношу. Верный благословению своего старшего брата, полученному им при их первой встрече в «Стране нежности», уродливым он не стал.

Внезапно, из леса появились четверо или пятеро человек. Они быстро окружили Чэн Цяня. Их предводитель не отличался приятной внешностью, его лицо было черным, как уголь. Это был Чжан Дасэнь.

До прибытия на остров Лазурного Дракона Чжан Дасэнь уже успел сформировать кое-какую основу для самосовершенствования, так что у него была неплохая репутация среди бродячих заклинателей. Его оружием была двуглавая алебарда. Еще во времена их первой встречи он слыл знатным гордецом, и с тех пор, как никчемные бродяги-заклинатели начали постоянно подлизываться к нему, он становился все более высокомерным.