Люба
Шрифт:
— Коля, ему можно помочь. Пусть это один шанс из тысячи, но он молодой, сильный человек. Посмотри на его семью, кто будет растить его ребенка?
— Люба, шеф дал свое заключение, ты хочешь скандала?
— Нет, я хочу ему помочь. Если повезет, победителей не судят.
— А если он умрет?
— Он и так умрет, а мы, может быть, дадим ему шанс.
— Что ты предлагаешь?
— Мы пойдем на операцию двумя бригадами, ты ликвидируешь гематому, а я достану пулю и ушью повреждения.
— Как у тебя все просто.
— Доктор, то, что говорит эта девочка, может помочь?
Перед ними стояла мать раненного, в ее глазах были ужас и мольба одновременно и где-то очень глубоко блеснула маленькая искорка надежды.
— Ему всего двадцать
— Ну что, Коля, решай.
— Хорошо, но не забывай, мы можем остаться без работы. У тебя хоть есть муж, а у меня жена и двойня, им еще полугода нет. Люба, что ты творишь?!
Люба запросила операционную, вызвала анестезиолога и ассистентов для себя и Николая, кроме студентов шестого курса ассистировать никто не согласился. Анестезиолог отпускал нецензурные фразы, но перед двумя хирургами спасовал и дал наркоз. Операция длилась около пяти часов. Больной не умер на операционном столе. Его перевели в палату реанимации. Люба очень устала и легла вздремнуть, было уже утро.
В девять утра Корецкий должен был проводить планерку, планерка задерживалась, так как куда-то делся дежурный врач хирургии. Николай пошел искать Любу. В зал заседаний вошла женщина с заплаканными глазами и подошла прямо к столу Корецкого.
— Я хотела найти эту девочку. Мой сын пришел в себя, он жив, он в сознании. Спасибо вам за таких врачей, не увольняйте ее, пожалуйста, он теперь будет жить.
— Подождите. Выпейте воды, сядьте и объясните все подробно. Что случилось? Расскажите нам пожалуйста.
В зале все замолчали и повернулись в сторону женщины.
— Вчера мой сын поступил к вам с огнестрельным ранением. Вот этот профессор сказал, что нам надо ждать, пока он умрет, а у меня сноха беременная, они так ребеночка ждали. А тут эта девочка говорит, что можно попробовать оперировать, второго хирурга вызвала, он сопротивлялся, а потом согласился, и они оперировали Костю. Костя сейчас в себя пришел, меня и жену узнал. Он живой, понимаете? Я девочку эту ищу, я не прочитала, как ее звали.
— То есть вы хотите сказать, что Корецкая, вопреки моему заключению, оперировала? — Виктор Васильевич покраснел, вены на его шее взбухли, видно было, что он пришел в дикую ярость.
— Но насколько я понял, вопреки вашим прогнозам, больной жив, — спокойно сказал Саша.
— Не нарывайтесь, Борисов! Вы слишком вызывающе себя ведете. Кто вы есть? Сын алкашки.
— Может быть. Но я больным на тот свет билеты не выписываю, предпочитаю, чтобы они жили..
Женщина перепугано смотрела на врачей. Корецкий постучал по столу. Все замолчали.
— Давайте разберемся. Пригласите всех, кто работал ночью. Продолжим через пять минут.
Через пять минут Николай с Любой докладывали перед коллективом причины и ход операции. Анестезиолог доложил особенности ведения наркоза и свою речь закончил словами: «Победителей не судят».
Врачи встали и аплодировали.
Мать Кости обняла Любу и произнесла:
— Спасибо тебе, девочка. Ты настоящий врач.
Корецкий потребовал от всех объяснительные в письменном виде. Позже в разговоре с Сашей он выразил озабоченность конфликтом между Любой и главным хирургом.
— Саша, мне не нравится все это. Виктор гнилой мужик, он думал войти в акционеры, понял, что ему не светит, а тут Люба ему как кость в горле.
— Ну и что он сделает? Все законно.
— Пока да, но он начнет войну, а тут все средства хороши. Если бы он воевал со мной, то ему бы не светило, а воевать он будет с вами, и вы можете ошибиться. Саша, любые конфликты решай только через меня. Пока история с выкупом клиники не утихнет, никуда не лезь. Со всеми будь предельно вежлив и осторожен. Понял?
Что тесть был прав, Саша понял через несколько дней, когда ему пришла повестка в финансовую полицию. Их очень интересовало, откуда Саша взял деньги на покупку машины. На Сашино счастье Корецкий оформил дарственную, а его доходы были полностью задекларированы и налоги уплачены.
Второй случай не заставил себя ждать. В приемный покой опять поступил больной с огнестрельным ранением. Из-за обильной кровопотери у него остановилось сердце… Любу пригласили на консультацию как дежурного хирурга. Сердце не запускалось. Люба вскрыла грудную клетку, прямой массаж сердца ничего не дал, но зато она обнаружила отверстие в желудочке. Операционная была не готова, а ждать она не могла. Тогда Люба ушила дефект желудочка, предварительно достав оттуда пулю. Сердце запустилось. Все дальнейшие действия были произведены уже в операционной. На следующий день пациент пришел в себя, но скандал разразился нешуточный. В России не практиковались операции в малой операционной приёмного покоя. Виктор Васильевич написал письмо в Министерство, где указывал на некорректное поведение Корецкой с руководством, произвол и несоблюдение субординации. В своем письме он просил оградить больных от непрофессиональных действий доктора Корецкой, прикрывающейся высоким положением и заслугами ее отца. Любу отстранили от работы по приказу министра, до выяснения обстоятельств. Люба была в шоке. Создали комиссию, которая изучала все Любины истории болезней, все протоколы операций. Беседовали с каждым из хирургов отдельно, опрашивали о поведении Любы весь медперсонал. Министр сам приехал к Александру Валерьевичу. Разговор был долгий и за закрытыми дверями. Виктор Васильевич не поленился и съездил к родственникам больного с предложением подать на Корецкую в суд за проведение операции в антисанитарных условиях. Родственники почти уже согласились, но сам больной отказался, ссылаясь на то, что врач спасла ему жизнь, а если бы ждали операционную, то он вряд ли с ними бы разговаривал. Короче, суда смогли избежать, а вот строгий выговор Любе влепили. Она возмущалась, плакала, но отец заметил: «Скажи спасибо, что все так закончилось, а Виктор не уходит и уволить мне его не за что, вынужден терпеть». Любу отправили в трудовой отпуск на месяц, а потом без содержания еще на месяц, пока разговоры не улягутся.
Во время отпуска, Люба написала кандидатскую диссертацию, около пяти статей, и к моменту выхода на работу статьи уже были опубликованы. Кстати, те два случая так называемого самовольства Люба тоже не обошла вниманием, описав и их. Они имели очень большой резонанс в узких специальных кругах. Люба получала довольно много писем от хирургов других клиник, большая часть этих писем была с просьбой о выпуске методического пособия оказания неотложной помощи экстренным хирургическим больным за пределами операционной. Короче, результатом этой интриги стало то, что имя Любы Корецкой было на устах многих хирургов. Она получила известность и признание. Люба подала документы на защиту диссертации в совет Института. Через месяц она защитила кандидатскую диссертацию, а еще через два получила подтверждение ВАК. В клинику отца Люба вернулась с кандидатской степенью и тремя предложениями о работе в других лечебных учреждениях.
Федор
Виктор Васильевич уволился из клиники. Люба стала заведующей хирургическим отделением, Николай получил должность заведующего нейрохирургией. Врачей-хирургов тоже поделили между отделениями, и их стало не хватать. Объявили конкурс, было подано более тридцати заявлений. Решили брать хирургов не старше тридцати лет. Осталось двенадцать кандидатов. Им назначили собеседование. На собеседовании присутствовали: Академик Корецкий, его зам, доктор медицинских наук Борисов, и заведующие отделениями хирургии Егоров и Корецкая. Как всегда, на бумаге все выглядело гораздо лучше, чем в действительности. Кандидаты не нравились. Коля хотел взять одного нейрохирурга из Ярославля, но у того была семья, это связано с общежитием, где жил в основном средний персонал, но они решили подумать. Вдруг зашел парень лет двадцати пяти в сопровождении дородной женщины.