Люби меня в темноте

Эшер Миа

— О чем думаешь?

Я откинулась на подголовник, наслаждаясь теплым весенним ветром, задувающим волосы мне на лицо. Был один из первых дней марта. Светило солнце, распускались цветы, и люди меняли зимние вещи на платья и шорты.

— Нервничаю.

Уильям взял меня за руку и переплел наши с ним пальцы.

— Не надо. Моя семья полюбит тебя.

Я посмотрела на него, ведущего кабриолет с опущенным верхом, и его безупречный

профиль.

— Ты говоришь это просто чтобы я успокоилась.

— Естественно, для чего же еще?

Я шлепнула его по плечу, а он рассмеялся.

— Дурак.

— Извини. — Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее. — Я знаю, что мои родные полюбят тебя, потому что они желают мне самого лучшего, а ты, Вэл, и есть самое лучшее. Разве ты не заметила? Я без ума от тебя.

Дерзко ему улыбнувшись, я вдруг до ужаса захотела поколебать его идеальный фасад, свести с ума от желания, дразнить его до тех пор, пока он не станет целиком в моей власти.

— Насколько? — Я поднесла к его бедрам руку и кончиком пальца обвела его член. — Насколько ты от меня без ума, Уильям? — спросила я с придыханием, чувствуя, как бугор в его брюках растет, слушая, как его дыхание становится чаще. — Достаточно, чтобы позволить мне взять его в рот прямо сейчас?

— Вэл… — взмолился Уильям, голос стал сиплым от страсти.

Я отстегнулась и, послав осторожность к чертям, забралась на сиденье с ногами. Потом наклонилась — в мои ребра впился рычаг переключения передач — и медленно расстегнула молнию у него на штанах. Краем глаза я заметила, что Уильям крепче сжал руль, а на его скулах появился румянец. Опьяненная им и свободой, я улыбнулась. Мне было плевать, что вокруг были машины, и нас можно легко увидеть через окно. Я взяла его в рот, и меня снова заполнили его мускусный вкус и толщина. Мою кожу ласкало солнце, на языке был его вкус, по венам растеклось безрассудство, между ног стало мокро.

Его грудь с каждым вздохом вздымалась.

— Женщина, я сейчас во что-нибудь врежусь.

Я рассмеялась, чмокнула его в кончик члена и прошептала ему на ухо:

— Тогда остановись, — я куснула его за мочку, — и трахни меня.

Он чертыхнулся, после чего притормозил на обочине. Я со смехом сбросила трусики так быстро, как только могла, а Уильям за талию перетащил меня к себе на колени и вторгся в меня одним глубоким толчком. Это было быстро. Жестко. Жадно. И непристойно. Руль врезался мне в спину, коленки бились о дверцу и рычаг переключения передач, но это было неважно. Мы кончили — одновременно и мощно, как одно существо.

Я знала, что семья, усыновившая Уильяма, была состоятельной — об этом говорило одно его имя, — но этот факт нисколько не волновал меня. Я была влюблена. А его богатство, если что, находила пугающим. Некоторые из его подарков, сделанных мне, могли, наверное, прокормить небольшую страну.

Но когда железные ворота, охранявшие поместье его семьи, отворились, впуская нас, и мы, свернув на извилистую, густо обсаженную деревьями дорогу, поехали вверх по холму, я невольно задумалась, уж не прыгнула ли я выше головы.

Мы встречались уже больше года, наши отношения входили в серьезную стадию, и все же, пока мы приближались к величественной усадьбе, я ощущала внутри только страх. Вдруг я им не понравлюсь? Вдруг его родные решат, что такая, как я, для их наследника недостаточно хороша? Я знала себе цену, но, глядя на огромное здание перед собой, начала сомневаться в том, подхожу ли ему.

Облизнув пересохшие губы, на которых еще сохранился вкус Уильяма, я попыталась разгладить свое простое безыскусное платье. Интересно, что надевают на встречу с высшим светом Америки? Я представила его бабушку и сестру в повседневной одежде, а себя в бальном платье со шлейфом, и рассмеялась.

— Что тебя рассмешило?

Я оглянулась на Уильяма — его светлые волосы растрепались от моих рук, губы припухли от моих поцелуев — и подумала, что на моем теле, наверное, еще есть его запах, следы его ласк.

— Так, ничего.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и я увидела всю ту любовь, которую он ко мне чувствовал. И эта любовь дала мне силы на встречу с его семьей и на все, что бы ни случилось потом.

Его приемная бабушка, сводная сестра, ее муж и подруга семьи обедали на открытой веранде. Два больших зонта закрывали гостей от весеннего солнца. На столе стояли бокалы с шампанским и лимонадом и тарелки со всеми деликатесами, которые только можно вообразить.

Как только матриарх семейства увидела Уильяма, она ласково улыбнулась ему с сияющим любовью и гордостью взглядом. Ей было под восемьдесят, ее белоснежные волосы были идеально уложены, фарфорово-белая кожа словно не знала прикосновения солнца. Лоретта показалась мне похожей на зиму. Когда ее глаза остановились на мне, то под ее критическим взглядом я ощутила себя нашалившим ребенком и поняла: она считает, что я ее внуку не пара.

Сестра Уильяма — очень светловолосая, очень высокая и очень богатая — проинспектировала мое платье и, вероятно, сразу же поняла, что я купила его на распродаже два сезона назад. Чувствуя себя коровой на фермерской выставке, я заправила за ухо прядь своих непослушных волос. Уильям, видимо, почувствовав мой дискомфорт, взял меня за руку и ободряюще ее сжал.

— Наконец-то, Уильям. Иди сюда и подари пожилой женщине поцелуй.

Продолжая держать меня за руку, Уильям подошел к месту, где она восседала. Потом отпустил меня, чтобы наклониться и поцеловать свою бабушку в обе щеки, пока та внимательно наблюдала за ним.

— Я так давно тебя не видела. Решила, что ты совсем забыл обо мне.

— Как я могу забыть свою первую любовь, — галантно ответил он.

— О, прибереги свою лесть для других. Со мной она не работает, — сказала она, но его слова явно доставили ей удовольствие.

Выпрямившись, Уильям с сожалением улыбнулся.

— У меня были дела. Но теперь я здесь и привез познакомиться с вами одного очень особенного для меня человека. Бабушка, это Валентина. — Он подвел меня к ней. — Валентина, это Лоретта, моя бабушка.

Я протянула ей руку, но она не стала ее пожимать.