Люби меня всего
Шрифт:
Когда я положил пальцы на повреждённую область, Орин начал объяснять. Его голос был едва слышимым, и мне понадобилось напрячься, чтобы ничего не упустить.
— Он знает о моём прошлом. Он ненавидит меня. Может, он меня винит, я не знаю. Чтобы достичь параллельного сознания, как я объяснял раньше, доктор Дельмар говорит, что мне нужно принять Коува. Только… он злой и жестокий. Я пытаюсь его сдерживать и не выпускать, но он вырывается, а потом делает это. Доктор Дельмар не понимает. Иногда я думаю, что Коув пытается нас убить. Он оставляет порезы.
Когда его голос надломился, он замолчал. Я не смог остановиться и взялся за кончик одного из пластырей. Когда я оторвал пластырь от его кожи, его лицо сморщилось, и он закусил губу. Иначе он никак меня не остановил. Один за одним, я снял пластырь, который держал на месте его повязку. Убрав последний кусочек, я осторожно поднял хлопковую повязку, на случай, если она прилипла к его ране. То, что я нашёл под ней, всколыхнуло желчь у меня внутри, и она поднялась к моему горлу, заставляя меня несколько раз сглотнуть.
Его рука была разрезана в двух местах. Длинные характерные порезы с ровными краями, наверное, сделанные острым лезвием. Оба были одной длины; грубо говоря, около шести или восьми сантиметров. Оба были зашиты, и были признаки, что кожа начала затягиваться обратно.
В моих мыслях вертелся миллион вопросов, но я сидел молча, глядя на раны на его руке, с каждой проходящей минутой чувствуя всё больше боли внутри.
— Откуда… Откуда ты знаешь, что это Коув? — я не встречался с этим альтером — и не был уверен, что хочу этого — но я встречался с Ридом, и по какой-то причине я мог представить от него такую агрессию.
— Он мне сказал. В дневниках, которые мы пишем. Иногда он извиняется, говорит, что у него нет выбора, но я ему не верю. В прошлом он обещал, что больше не будет причинять мне боль, но это всегда происходит снова, — Орин покачал головой. — Может, если бы он не знал о них, то не ненавидел бы меня так сильно. Это не моя вина.
«О них? О воспоминаниях?»
— Ты совсем не помнишь, как он это делал?
Орин покачал головой и наблюдал, как я провёл большим пальцем вдоль ближайшего пореза.
— Я потерял почти неделю.
Не отпуская его руку, я поднял взгляд и посмотрел на его искажённое лицо. Его взгляд был опущен на руку, только он не смотрел на неё. Он потерялся в мыслях.
— Я заходил. Переживал за тебя.
— Прости.
Не раздумывая, я поднёс руку к его лицу и поднял его подбородок, чтобы он посмотрел мне в глаза. Он вздрогнул от контакта, но расслабился быстрее, чем раньше. Так что я оставил ладонь на его щеке.
— Тебе не за что извиняться.
Когда наши взгляды встретились, дыхание Орина заметно ускорилось. Хоть всё его тело замерло, когда я положил руку ему на лицо, его сотрясала безошибочная внутренняя дрожь.
Видеть грозовое, серо-голубое беспокойство в его глазах, было достаточно, чтобы я потерялся. Черты его лица были такими тонкими и мягкими. Каждый нежный изгиб подчёркивал
Я не мог оторваться. Его взгляд метался по моему лицу и дважды опускался на мои губы, прежде чем поднимался обратно с ноткой паники.
Я подвинулся к нему раньше, чем смог себя остановить. Одновременно с этим, я притянул его ближе, перемещая руку на его затылок. Как бы ему ни было страшно, он не отстранился. Когда между нашими лицами осталось несколько дюймов, я замер. Наши лбы соприкоснулись, и я чувствовал на губах его дыхание, но не двигался дальше.
Его резкие вдохи были хорошо слышны, и я сосредоточил взгляд на его губах, когда он несколько раз облизнул их. Приглашение могло быть очевидным, будь это с кем-либо другим, но с Орином я знал, что не стоит действовать раньше времени.
— Я хочу тебя поцеловать, — прошептал я.
Его нос коснулся моего, и на выдохе он произнёс:
— Я знаю.
Я улыбнулся от его ответа. Это не было разрешение, так что я прижался ближе, пока наши губы не оказались на расстоянии волоска.
— Так нормально?
Он кивнул в тот же момент, как его пальцы зацепились за мою руку в неуверенной хватке. Будто страх требовал от него заземлиться каким-то осязаемым способом.
Внимательно следя за любыми признаками того, что должен остановиться, я сократил последний отрезок расстояния и сжал наши губы вместе. Единственной его частью, которая не замерла от тревоги, были его губы. Они смягчились под моим прикосновением, и он неожиданно вздохнул, когда мы встретились.
Лаская его губы лёгким прикосновением, я нерешительно целовал его, только пробуя, когда его хватка на моей руке ослабла. Поцелуй оставался невинным и лёгким; маленькие прикосновения, пока я проверял его решительность. Когда я сделал попытку побудить его раскрыть губы и зайти дальше, Орин отстранился.
Я расслабил хватку на его шее и сел на пятки, увеличивая расстояние между нами, чтобы его сбитое дыхание могло успокоиться. Глядя на меня дикими глазами, он неосознанно поднял руку и коснулся своих губ. От неуверенности он искал ответ и не раз робел и отводил взгляд.
— Ты мне нравишься, Орин. Я надеюсь, что… поцелуй тебя не отпугнул. Я никогда не хотел бы намеренно доставить тебе дискомфорт.
Ладонь, которая всё ещё лежала на моей руке, снова рефлекторно сжалась, и его губы попытались сформулировать слова. Было болезненно смотреть на его тяжёлые попытки, но я терпеливо ждал ответа.
— П-почему?
Почему? Почему он мне нравился?
Я хохотнул и накрыл его руку своей.
— Почему нет? Ты невероятный, и мне нравится узнавать тебя. Твоя сила и решительность… ты завораживаешь меня, Орин.
— Я н-не они, — его взгляд упал на стол. — Я едва функционирующий человек с большим количеством проблем, чем могу сосчитать.
— Я вижу не это.
Когда он нашёл смелость поднять взгляд, он посмотрел на меня скептично.
— Ты мне тоже нравишься, — прошептал он. — Но…