Люби меня
Шрифт:
С таким еблом его точно ни один пограничник не пропустил бы… Слишком смахивает на психа.
– А со старым загранником что? Опять где-то похерил? – хмыкаю я, чудесным образом расслабляясь.
Это Сонька чешет за ухом, как кота. Я, блядь, с трудом сдерживаюсь, чтобы не замурчать. Жму ее крепче к себе, но при этом сохраняю особую бережливость. Мимолетно касаюсь губами ее виска, вдыхаю запах и снова смотрю на Тоху. Она тоже смотрит, хоть в разговор и не вступает.
– Протух старый, – брякает мой братан как-то подозрительно угнетенно.
Тут-то у меня интерес раскручивается, что он с ним на самом деле сотворил. Но при Соне расспрашивать не стану. Ибо, зная Тоху, за этим, сука, может крыться такой треш, что мое мармеладное Солнышко психически травмируется.
– Слушай… – хриплю, опускаю взгляд вниз. – Сонь, а у тебя же нет загранника, да? – соображаю на ходу. А когда она мотает головой, подтверждая мои догадки, добиваю: – Давай сделаем. Я договорюсь.
– Давай!
Тоха отвлекается на приехавшего Фильфиневича, а я, кивнув последнему, тяну Солнышко подальше от толпы. За угол здания. Сжимаю ладонями ее талию, и у самого по коже мурахи летят. Вспоминаю ведь, как держал ее голую, как трахал, как долго ласкал. Видимо, актер из меня все-таки хреновый, потому как, судя по густому румянцу, Соня определенно понимает, о чем я, блядь, думаю.
– Только я подумала… Может, не спешить, – выдает она шепотом и несколько раз оглядывается. – Мы же собрались расписываться… Скоро… И… Эм-м… Я фамилию поменяю, и нужен будет новый паспорт.
Как я понял, есть у Сони какие-то суеверные загоны. Она решила, что мы не должны никому говорить о свадьбе, пока штамп не поставим. Кольца сняли утром. Договорились, что у меня в квартире полежат.
Но, блядь…
Честно?
Лично я уж очень неохотно свое стягивал. Рвался носить эту гайку, как самый главный понт. И чтобы она носила.
Блядь…
Не только кольцо, конечно. А и мою фамилию.
– Сонь, тебе загранник уже через неделю выдадут. Мы сможем куда-то сгонять на пару дней. А распишут нас не так быстро. Я по связям не хочу, чтобы не светиться. Поэтому подадим заявление онлайн, а распишемся и вовсе где-то за пределами Одессы, ок? Так будет спокойнее. И потом ты так же быстро поменяешь все документы. Не будет проблем. Тоха вон каждый месяц новый паспорт получает, – перегибаю, конечно. Зато Соня смеется. – Решили?
– Угу, – кивает и утыкается губами мне в шею.
Никак не могу привыкнуть к своим ощущениям. До сих пор задыхаюсь, когда ее чувствую. А может, никогда это волнение не утихнет? Может, так должно быть у тех, кто любит? Любит по-настоящему.
– Саш, – шепчет Соня, гоняя по моей коже горячий воздух.
– М? – прикрываю глаза и толкаю ее еще ближе к себе.
Кай-й-й-ф-ф… Запредельный.
– А как Даня понял, что мы переспали? – еще тише и сбивчивее говорит. В попытке понять, что это за эмоции, неподвижно застываю. И такая, мать вашу, нежность в глубинах нутра просыпается. Вырывается и накрывает меня, будто лавина. – Ты с ним поделился?
– Когда, Сонь? – урчу так же приглушенно. – Весь вечер, всю ночь и все утро с тобой был.
– Ну… Я Лизе успела написать, – и сама усмехается. Чувствую толчок горячего воздуха по своей коже. Из-за него ускоряется мое сердцебиение. – Может, и ты тогда же…
– Никому я не писал, – выталкиваю несколько резко. – Тоха фантастический мозгоеб. Ляпнул, что в голову влезло.
– Просто… – запнувшись, вскидывает на меня взгляд. Красная, даже страшно за нее становится. Инстинктивно прикладываюсь губами ко лбу, чтобы проверить температуру. – Я думаю, это по мне, что ли, заметно? – бомбит дальше, пока я пытаюсь свои собственные выводы сделать.
– Блядь… Ничего по тебе не заметно, не выдумывай. Я сейчас пойду, скажу этому озабоченному, чтобы больше к тебе с подобными темами не лез.
Только Солнышко вдруг раньше меня отстраняется.
– Нет. Я сама к нему пойду. Спрошу, как он понял.
– Соня…
Ловлю ее за руку. Она сразу сжимает мои пальцы, но продолжает шагать. Что я должен делать? Тормознуть ее силой? Вроде как неправильно. И все же я подхватываю ее на руки и закидываю себе на плечо. Проношу так через толпу студентов, через дверь главного входа, по фойе. Останавливаюсь и скидываю Соню на пол у одной из стен, только когда слышу ее смех.
– Что? Почему хихикаешь?
– Представила реакцию местного общества. Ты не поймешь! Ты же не знаешь, каким мрачным одиночкой ты выглядишь в наших глазах. А тут вдруг с девчонкой… Оу, даже сейчас, пока ты меня тут зажимаешь, тебе в спину все таращатся. Испоганила я все-таки твою репутацию, ледяной принц. Окончательно!
– Хватит рофлить, – одергиваю ее я.
И сам при этом смеюсь.
– Знаешь… – вздыхая, и правда прекращает веселье. Смотрит так, что у меня кровь в венах воспламеняется. – Я поняла. Дело не конкретно во мне. Мы оба после этой ночи изменились. И энергия между нами другая стала. Все совсем иначе, Саш… Интимнее, чувственнее, любовнее. Я сгораю, когда ты рядом. Я летаю. Я парю.
– Блядь, Соня… – с трудом выдыхаю я. Внутри уже все гудит и трясется. – Ты хочешь, чтобы я тебя прямо сейчас, на хрен, увез?
– На хрен? – повторяет с улыбкой.
Озорная, яркая, сладкая… Моя.
– На хрен, на хрен… – выдаю я.
Она снова смеется.
– Я должна идти в аудиторию.
Сама же обнимает меня за шею. Притягивает так близко, что выталкиваемый нами воздух трещать начинает. Почти сталкиваемся губами, но зрительный контакт дороже. Замираем и держим.
– Если я такой мрачный и ледяной, как ты тогда умудрилась в меня влюбиться? – зачем-то анализирую то, что она будто бы невзначай сказала.
– Мм-м… – прикусывает розовые губы. – На меня ты смотрел иначе. В тот вечер, когда Чарушин просил тебя присмотреть за мной… Антарктида таяла, Саш… Ты меня расплавил! Я влюбилась в тебя за секунду!
– Охренеть…
– А ты? Я тебе тогда понравилась?
– Нет, – толкаю почти беззвучно. Сглатываю и повторяю: – Нет. Тогда я уже по полной о тебе мысли гонял. Поэтому выглядел, наверное, как опиумный торчок, которому вдруг поручили охранять маковое поле. Я знал, как добыть из тебя сок. Я фантазировал об этом. Я уже мечтал об этом... А мне нужно было тебя оберегать, блядь. От себя же! На тот момент это был самый тотальный стресс, который мне когда-либо приходилось проживать. И ты еще со своим мармеладом! Что ты хихикаешь? Мне, блядь, вот совсем не смешно, – и как ни кусаю губы, ухмыляюсь.