Люби меня
Шрифт:
– Блядь, блядь… Я не знаю, как это получилось… Извини.
До одури боюсь Сониной реакции.
«Знаешь… Я не хочу заводить детей…»
– Если ты забеременеешь… – сиплю я, заикаясь. – Это не так уж и страшно, поверь… – нервно прокручиваю обручалку на пальце. Ладони вспотели так, что она почти слетает. – Я… Блядь… – никогда еще не чувствовал себя настолько растерянным. – Я уверен, что это не страшно, Соня... У нас ведь будет семья. Настоящая.
Блядь… Сука, что я несу?! Почему это так тупо звучит? Что мне делать?
– Все нормально, – шелестит Солнышко, перекрывая разрастающийся в моей душе ужас. – Я не забеременею, потому что сделала контрацептивный укол вскоре после того, как мы начали встречаться… – краснеет не только лицом, все ее идеальное тело жаркими пятнами покрывается. – Иначе бы я не подпустила тебя без презерватива. Думала, ты понял.
– Кхм… – все, что мне удается выдать. Сглатываю. Успокаиваюсь. Задерживаю взгляд на ладошке, которой Соня прикрыла промежность, и чувствую, как вместе с облегчением случается новый подрыв моего члена. – Значит, я могу постоянно кончать в тебя?
– Эм-м… Да…
«Если она не сгорит в эту секунду от смущения», – думаю я и ухмыляюсь.
Перехватывая Сонины руки, наваливаюсь на нее и завожу их ей за голову.
– Я не сделал тебе больно?
– Нет…
– Честно?
– Честно, – выпаливает таким тоном, будто клянется. И понижая голос, с придыханием томительно шепчет: – Все было прекрасно. Лучше, чем я мечтала.
Принимаю это как похвалу и улыбаюсь так широко, что щеки болят. Сонины глаза заливает влагой, и, блядь, мои, похоже, тоже. Быстро моргаю и спешно выдыхаю:
– Повторим?
– Давай… – выталкивает едва слышно. – Только после душа, Саш.
Я, мать вашу, не верю своему счастью. Дыхание перехватывает, когда в груди все вспыхивает. А сердце сжимается и принимается отбивать мне ребра.
– Я люблю тебя, – больше ничего сказать не могу.
– А я люблю тебя.
Протяжно вздыхаю и подрываюсь вместе с Солнышком на ноги, чтобы отнести ее в ванную.
Блядь… Я ее трахал… Я трахал Соню Богданову… И еще буду… Всегда.
– Всю свою жизнь, – выплескиваю уже в душевой, фиксируя Соню у одной из стен.
– Что?
– Любить тебя буду.
Пока я напряженно вглядываюсь в ее теплые карамельные глаза, она сладко вздыхает и обвивает меня руками вокруг шеи.
– Я тоже, Саша… Всю свою жизнь… Конечно, всю.
40
Я счастлива!
Сонечка Солнышко: Лиз, не волнуйся. Я у Саши останусь. Все случилось Я счастлива!
Прижимая ладони к пылающим щекам, не могу сдержать улыбку. В груди будто не одно сердце выполняет функции двигателя. Столько стука и тепла оно выдает, что кажется, у меня там целый завод. Ну, или биологическая лаборатория.
Смеюсь своим глупым мыслям. Смеюсь все громче.
До сих пор чувствую себя опьяненной любовью. Щедро ею опоенной. Все, что ощущаю, кажется естественным: и пение птиц в голове, и порхание бабочек в животе, и бегающие по коже мурашки.
Может, я не
Снова смеюсь.
В промежности еще сохраняется тянущая боль. Но это не мешает мне подтянуться к зеркальному потолку руками и несколько раз на эмоциях подскочить на кровати, как на батуте.
Лиза *Феечка* Богданова: Я счастлива за тебя!
Прочитав сообщение от сестры, радуюсь еще сильнее. Знаю, что она написала искренне, и меня реально плющит, потому как чувства, когда их разделяешь с родным человеком, имеют свойство множиться. Отправляю Лизе еще три сердечка и, прижимая телефон к груди, задерживаю дыхание, чтобы немного успокоиться.
– С кем переписываешься? – спрашивая, любимый обхватывает руками поперек тела и стаскивает с кровати на пол.
Взвизгиваю от неожиданности, но уже через мгновение снова смеюсь. Внутри все и до того клокотало, а при новом контакте с Сашей и вовсе искрометный всплеск происходит. Я разлетаюсь, словно ящик с фейерверками. Ощущений так много, что без смеха их пережить невозможно.
– Боже… Я не слышала, как ты вернулся… Боже… Мне от тебя щекотно… – тарабаню, пока Сашка разворачивает к себе лицом.
Почувствовав ступнями пол, принимаю его взгляд и сразу тону. Обнимаю за шею. Прижимаясь, слегка покачиваюсь. Из гостиной до сих пор льется музыка, и мы снова способны ее слышать.
– Почему ты так долго?
– Во дворе какой-то треш случился. «Мусора» приехали. Курьера не пропустили. А консьерж не мог оставить пост. Пришлось выйти к шлагбауму. Пойдем, поедим, пока теплое.
– Ну, идем.
Едва соглашаюсь, Сашка поднимает на руки и несет на кухню.
– Блин… Я сама могу ходить, – смеюсь, конечно. – Хватит меня носить туда-сюда.
– Мне нравится тебя носить, – серьезно отражает он.
Усадив за стол, достает тарелки и столовые приборы. Я быстро распаковываю горячие пластиковые контейнеры.
– Мм-м… Как пахнет! Обалдеть! Вот теперь я захотела есть.
Второго раза между нами так и не случилось. После душа Саша вдруг вспомнил, что мы не ужинали толком, и стал настаивать на доставке горячих блюд. Мне, естественно, не до еды было. Но я уже уяснила, что у него какой-то пунктик насчет меня. Он вечно переживает, что я голодная. Это приятно, конечно. Только поэтому соглашаюсь, наслаждаясь его заботой.
– Так с кем ты переписывалась? – на полном серьезе допытывается, едва садится рядом. – Я слышал, как ты набивала кому-то.
Не отпускает его этот вопрос. И это не любопытство.
– Ревнуешь, ревновака? А вот и зря! Совсем-совсем, – помня о том, почему он такой подозрительный собственник, стараюсь сохранять легкость тона. – Я Лизе писала.
– Что писала?
И на это реагирую с пониманием.
– Что останусь у тебя… Что стала женщиной… Что счастлива… – смущаюсь, голос садится и становится каким-то томным. Но я смотрю Сашке прямо в глаза и улыбаюсь. Он не сводит с меня взгляда. – Порадовались вместе.