Любимая для мастера смерти

Лис Алеся

– Ну что, набегалась, моя милая? – совсем рядом звучит знакомый голос. Но в этот раз ничего кроме апатии я не чувствую.

– Ну что, набегалась, моя милая? – совсем рядом звучит знакомый голос. Но в этот раз ничего кроме апатии я не чувствую. Мне даже не нужно поднимать голову, чтобы узнать говорящего, именно его последние слова я слышала перед тем, как потерять сознание и очнуться уже здесь.

– Ты даже не взглянешь на меня, милая? Не взглянешь на того, с кем связана судьбой? – тихо шепчет он. И от этого шепота по коже пробегают мурашки, а воздух вокруг становится не просто холодным, а обжигающе-морозным.

Против воли поднимаю взгляд и едва сдерживаю крик, который давящим комком застревает в горле, из губ срывается всего лишь сдавленное мычание. Пытаюсь отползти подальше, но за спиной каменная стена и я могу только испуганно сучить ногами. А передо мной в жуткой улыбке скалится Гиллаган. Тот самый Гиллаган, умерший почти полтысячелетия назад, пролежавший все время в саркофаге, истлевший до неузнаваемости, но все еще сохранивший остатки плоти на костях.

– Вот мы и познакомились, милая, – его рука тянется к моей щеке, и я крепко зажмуриваю глаза, едва сдерживая тошноту. Холодные пальцы пробегают по моей коже, вызывая дрожь омерзения.

– Ну, чего ты пугаешься? – хмыкает он. – Я ведь такой временно. Очень скоро у меня будет тело, и это тело тебе понравится. Обещаю.

Меня передергивает от отвращения, как только он убирает руку, тогда же я и осмеливаюсь, наконец, раскрыть глаза. Гиллаган тем временем подходит к распростертому на полу Ловару и брезгливо пинает его ногой. Мужчина тихо стонет, но в себя не приходит.

– Он живой? – против воли с моих губ срывается вопрос. Я тут же вжимаю голову в плечи, жалея, что вновь обратила на себя внимание, но сказанного не воротишь.

– Пока живой, – кривится мертвец. – Но это ненадолго. Он проживет ровно столько, сколько тебе потребуется, чтобы прийти в себя и поселить мою душу в его тело.

Я отчаянно мотаю головой. Не хочу я это делать. Не буду.

– Я бы предпочел, конечно же, твоего мужа, да только это в виду некоторых обстоятельств невозможно. Приходится довольствоваться им, – и он снова пинает Ловара. – Но ничего. Это, во всяком случае, лучше, чем-то, что я имею сейчас.

Моего мужа? Ох, светлая Бригитта. Теперь я почти рада, что Киан за решеткой. Но и с Ловаром такое творить не хочу. И дело вовсе не в сочувствии, хотя его я тоже где-то глубоко в душе испытываю, а в том, чтобы выпустить в мир беспринципное чудовище.

– Я не буду этого делать, – тихо, но твердо произношу, поднимаясь на ноги.

Гиллаган поворачивается ко мне и окидывает сомневающимся взглядом.

– О, поверь. Ты будешь, – снова растягивает он губы в жуткой улыбке. – Есть же в этом мире те, ради которых ты готова пойти на все? Киан, например. Либо Гертруда. Или Юфимия с дочерьми, али бедняжка Шена, которая только в Кинлохе почувствовала себя по-настоящему счастливой. А может малышка Уна? С кого начать, чтобы тебя переубедить?

Сжимаю до побелевших костяшек кулаки и обреченно опускаю голову.

– Ни с кого? Я все сделаю.

Гиллаган довольно хмыкает и, подойдя ко мне, ободряюще треплет за щеку.

– Вот и отлично! Люблю сговорчивых женщин. Моя Мелинда была не такой.

Да уж, известно какой была Мелинда. Мне бы такую смелость, выдержку и хладнокровие.

– Что вы с ним сделали? – киваю на Родерика, пытаясь хоть немного оттянуть время. Может мне удастся сбежать.

– Ничего страшного, - веселится усопший.
– Он просто выпил яд по моей просьбе. Да вот только яд этот как-то медленно действует. Ты не находишь?

Пожимаю плечами. Откуда мне знать?

– А почему именно Ловар?
– искренне недоумеваю, ведь можно было бы выбрать кого-то попроще, кого-то, кому я доверяю больше. Да и провернуть это все, например, когда Киан был в отъезде по поручению короля

– Милая, мне нужно именно это тело. Когда я узнал, кто ты на самом деле, - в пустых глазах Гиллагана разгорается алчный огонь.
– Сразу же решил воспользоваться такой шикарной возможностью. Пока ты была маленькой, я чувствовал тебя, звал, приходил во снах, и даже один раз мне удалось тебя заманить к себе, помнишь? А потом вмешалась Она.

О, я прекрасно это помню. Даже лучше, чем мне хотелось бы.

О, я прекрасно это помню. Даже лучше, чем мне хотелось бы. Но предпочитаю промолчать.

– Почему же тогда под ним лужа крови, – с сомнением окидываю взглядом распростертую тушу.

– Почем я знаю, – пожимает плечами усопший. – Может, упал и ударился...

Пристально разглядываю предметы возле Ловара, и в самом деле замечаю на ближайшем к нему углу пьедестала кровавые следы. Видимо у мужчины под действием яда закружилась голова, и он не смог удержаться на ногах. Впрочем, это ни меня, ни Гиллагана особо не волнует.

Мой собеседник с надеждой кружит вокруг умирающего, я судорожно придумываю чем бы еще его отвлечь, Родерик почти не подает признаков жизни, но его грудь продолжает прерывисто вздыматься, намекая на то, что мужчина пока еще дышит.

– Почему вы это все делаете? – не отрываю взгляда от раненого. Надежда на то, что я смогу как-нибудь избежать опасного ритуала тает, как снег на весеннем солнышке. – Вы ведь можете навеки обрести покой, а возможно и новую жизнь.

– Я предпочитаю жить вечно тут, – рассеянно замечает Гиллаган. – И можешь не стараться, переубедить меня. Не выйдет. К тому же тогда, когда я, наконец, подобрал более-менее сносное тело и нашел тебя. Ведь я думал, что моя маленькая Азери Анем, которая столь ярко светила мне с первых мгновений своей жизни, погибла.

Его мертвые глаза снова начинают буравить меня жадным взором. Невольно передергиваю плечами, не в силах сдержать пробегающую по телу дрожь отвращения.

– Ты себе даже представить не можешь, – он снова приближается ко мне и берет иссохшими пальцами за подбородок, заставляя посмотреть прямо в очи. – Какое горе я испытал, когда в один прекрасный момент перестал тебя чувствовать. Только твоя энергия, твое тепло согревали меня там, в моем одиноком и темном саркофаге, не давали забыть о своей цели и превратится в вечно дремлющую мумию. И их не стало.

Вторая рука дотрагивается до моих волос и начинает перебирать прядь за прядью, лаская непослушные локоны.

– Как я горевал… О, как я горевал! Не передать словами.… А оказалось, Рианон всего-навсего твой дар запечатала. Видеть-то я тебя не мог, лишь чувствовать. А, когда обрел способность путешествовать, тебя без сияния не узнал.

На глаза наворачиваются слезы ужаса. Видеть его так близко от себя, чувствовать прикосновения, понимать, что невольно стала объектом его вожделения, пугает до потери сознания.