Любимая для спонсора
Шрифт:
– Хватит, Миш. Давай отпустим прошлое? Не хочу больше все это ворошить.
– Там чемодан с деньгами, Люб. И пояс чемпиона. Моя победа, которую ты так просила.
– Пояс повесим дома на видном месте.
– А на деньги этот самый дом купим. Люб, у меня все безумно болит, но я тебя так хочу…
– Верю, но… Сначала тебе нужно восстановиться.
Глава 29.
Глава 29.
Люба.
–
Меня обнимают со всех сторон, шепчут слова благодарности и поздравления.
Анютка Фомина выуживает из кармана коробку с пирожным и протягивает мне:
– Это было… Как в кино, Любовь Викторовна. Так трогательно… А Михаил… Он вас тоже, он… Не отверг вас?
– Нет, мои хорошие. Он мне предложение сделал. Я скоро стану женой. Боже мой…
Мы так и стоим посередине большой гостиной, как дурехи – зареванные, счастливые, не осознавшие до конца, что на самом деле произошло?
– А теперь спать. Анютка, Нина, Оля… Где остальные?
– Так спят уже. Мы же привыкли в шесть утра вставать. Завтра можно выспаться?
– Можно. Все будем отдыхать. От приглашений отпраздновать рекомендую отказываться.
– Конечно, мы и не планировали.
– А теперь спать, крошки. А я пойду отведаю пирожное, так и быть.
Миша долго держал себя в руках, а потом, когда действие лекарств стало ослабевать, тихонько завыл от боли. Врач решил оставить его на несколько дней под наблюдением, чему Филинов пытался противиться. Какой там оставаться, если сердца рвутся от желания быть рядом?
– Любаш, ты спишь, милая?
Ну вот, снова звонит… Губы тянутся в улыбке, а в душе словно весна расцветает…
– Нет. Как тут уснуть? Мишенька, а тебе лучше бы поспать. Жаль, что врач не додумался сделать успокоительный или снотворный укол. Ты ведь…
– Любаш, я отказался от него. Всегда отказываюсь… Победа – это боль. Пульсирующая, колкая до кончиков пальцев… Ее надо чувствовать, пить жадными глотками, наслаждаться. Только потом осознаешь, приятна ли она тебе? Не зря ты лез на эту гору, рисковал здоровьем и жизнью.
– А как? Не зря?
За окном тихая зимняя ночь. В углу мерцает высокий светильник, а за окном бродят выпившие болельщики. Машут флагами, что-то выкрикивают… Улыбаюсь спокойной за многие дни ночи, его голосу и своей уверенности в правильном выборе… Я его люблю. Вот так просто. Без условий и видимых причин. Потому что его выбрало мое сердце.
– Теперь зря, Люб. Ты знаешь, для чего я поехал? Чтобы Зверев выбил из меня мысли о тебе.
– Мишенька, давай разговаривать друг с другом? Всегда… Ничего больше не скрывать? Хочешь, и сейчас говори со мной, если так тебе легче переносить боль?
– Хочу, милая.
– А когда ты в меня влюбился? Понял, что готов пойти на все, чтобы завоевать?
Я сажусь на широкий мраморный подоконник. В чашке стынет чай, на блюдечке поблёскивает шоколадным кремом пирожное. Подкладываю под спину большую, пушистую подушку и зажмуриваюсь. Как давно я не откровенничала… И как давно не разговаривала с Мишей вот так…
– Впервые, когда увидел. Ты разве не помнишь? Нас Элеонора познакомила. Она со мной связалась и попросила новые маты в танцевальный зал.
– Бессовестная. Федерация на все выделяет деньги, – фыркаю я. – Ты мне тогда показался ужасно несимпатичным. Даже ужасающим. Я и внимания не обратила на тебя.
– Знаю. Наверное, тогда и влезла под кожу. Расскажи о себе, Люб. Я ведь никогда и не спрашивал. Кто твои родители? Твоя мама, она…
– У нас нет отношений, Миш. Они находятся в самой отвратительной стадии, в какой могут быть у близких – равнодушные. Она сосредоточена только на моей младшей сестре, все время таскает ее по кастингам. Хочет, чтобы Лика стала актрисой. Где-то даже пообещали подумать и перезвонить.
– Попробую помочь, если ты попросишь.
– Я помню, что мне достаточно попросить, чтобы ты сделал.
Миша протяжно дышит в динамик, а я любуюсь игрой снежинок в свете уличного фонаря за окном. Грею пальцы о края большой красной чашки и улыбаюсь.
– Я сам тогда офигел от своих слов. Так они звучали… Жестоко, справедливо.
– Благородно, Миш. И, конечно, я попрошу… Лика и сама мечтает стать актрисой, но ей не мешает раскрыться. Жить под ежесекундным контролем матери – то еще удовольствие…
– Попрошу ребят подсуетиться. Да что далеко ходить – Марк Стрельбицкий руководит модным журналом, они часто берут интервью у звезд.
– Точно! Как я сама не догадалась. А твоя мама, Миш…
– Старенькая уже. Общаемся редко. Я пишу в основном. Справляюсь о здоровье и присылаю деньги на карту. Нехорошо, наверное, так? Аришка к ней чаще захаживает. Отец мой давно умер. А твой?
– Сначала мама с ним развелась, потом он умер. Я с ранних лет живу самостоятельно.
– Миш?
– Аюшки?
– Кстати, это слово относится к непереводимым русским репликам.
– Что ты хотела спросить, Любаш?
– Почему мы не могли сразу вот так? Общаться.
– И не будем делать этого часто. Я не романтик от слова совсем. Я съем тебя, Любимая. Как только боль притихнет, я примчусь в твой номер и буду тебя есть по кусочкам. Вместо разговоров.
– Ох… Боюсь… Ну скажи…
– Потому что я купил тебя, Люб. Купил тело, а не душу. Мне очень хотелось узнать о тебе больше, но я не лез в душу. Не имел на то права…