Любимая женщина Альберта Эйнштейна
Шрифт:
Альберт ничуть не врал, писал совершенно искренне, он всякий раз влюблялся раз и навсегда. Но столь же скоро остывал. Много позже в минуту откровения он признался: «Очень скоро я устану от теории относительности. Даже такая страсть улетучивается, когда ей уделяешь слишком много внимания...» Хотя нет, в любви к физике Эйнштейн был более постоянен, нежели в любви к женщинам.
Мари отвечала ему с той же страстью: «Я не могу найти слов просто потому, что их нет в природе, чтобы рассказать тебе, какое блаженство почиет на мне с тех пор, как твоя обожаемая душа избрала себе обителью мою душу... Я люблю тебя вечной любовью, и пусть Господь спасет и сохранит тебя... Милый, милый, любимый, наконец-то, наконец-то я счастлива, как бывает только тогда, когда я получаю твои бесценные, бесценные письма».
При первой попытке поступления на педагогический
Лишь со второго захода ему удалось стать студентом, хотя и получил весьма средние баллы. В новой студенческой среде Альберта особо стало тяготить одиночество. Он нуждался если не в друзьях, то хотя бы в собеседниках или в человеке, который бы смог его выслушать, услышать и понять.
Альберта вряд ли можно было назвать прилежным студентом. Лекции он посещал нерегулярно, предпочитая читать учебники дома, а экзамены сдавал по конспектам своего приятеля Марселя Гроссмана. От студенческих пирушек старался уклоняться, ссылаясь на Бисмарка: «Пиво делает людей глупыми и ленивыми». Но когда избежать дружеских посиделок бывало невозможно, компании никогда не портил. Его шутки ценились очень высоко. Хотя себя он считал человеком, у которого «нет потребности часто встречаться с людьми», время от времени он нередко проводил легкомысленные вечера за сигарой, кофе и застольной болтовней, ухлестываниями за девушками.
Одну свою сердечную подружку из Аарау, Джулию Ниггли, он покровительственно поучал: «До чего же странная девичья душа! Неужели вы действительно верите, что сможете обрести безмятежное счастье через другого человека, даже если этот человек один-единственный любимый мужчина? Я близко знаком с этим животным по личному опыту, ибо я один из них. Я точно знаю, что от них нельзя многого ожидать. Сегодня мы грустны, завтра веселы, послезавтра холодны, затем опять раздражительные и усталые от жизни – да, я чуть не забыл о неверности, и неблагодарности, и эгоизме – о том, что нам присуще в значительной степени, чем милым девушкам...»
Единственной представительницей прекрасного пола в группе студентов оказалась Милева Марич, сербская девушка из известной в Воеводине состоятельной и уважаемой католической семьи. Как и Альберт, она увлекалась физикой и математикой, и мысли, идеи, которые высказывал молодой Эйнштейн, звучали для нее мелодиями любовных признаний. И то, с каким кротким вниманием она относилась к его словам, покорило Альберта. Именно это, а далеко не живость ума или привлекательная внешность, коими Милева, мягко говоря, не обладала, сблизило молодых людей. (Хотя застенчивый Альберт по-прежнему отсылал свое грязное белье для стирки Мари в Аарау, и та высылала его выстиранным обратно по почте.) Но, сделав окончательный выбор в пользу Милевы, в своем прощальном письме бывшей возлюбленной Эйнштейн опять напоминает ей сакраментальное: «Любовь приносит больше счастья, чем жажда встречи – боли». Хотя кто знает, если бы в политехникуме училось еще несколько девиц, выбор симпатичного и любвеобильного парня по имени Альберт пал бы на какую-нибудь другую, а не на Милеву...
Но Милева была рядом, стоило только протянуть руку, чтобы почувствовать исходящее от нее тепло, отклик и безмерную покорность. Она действительно была идеальной партнершей для Эйнштейна, безошибочно понимавшая его научный говорок. К тому же была какой-никакой, но все же женщиной, в нежности и ласках которой он постоянно нуждался: «Целую тебя повсюду, где ты мне разрешаешь».
Отправившись после окончания политехникума в Италию, Альберт засыпает возлюбленную нежными письмами: «Ты обязательно должна приехать сюда, моя очаровательная волшебница. Потеряешь немного времени и доставишь мне небесные наслаждения». Молодой Эйнштейн страдал: «...Я потерял разум, умираю, пылаю от любви и желания. Подушка, на которой ты спишь, во сто крат счастливее моего сердца! Ты приходишь ко мне ночью, но, к сожалению, только во сне...»
Милева, разумеется, откликнулась на зов будущего гения (в чем была абсолютно уверена) и явилась наяву. А потом неожиданно обнаружила, что беременна. Стало быть, не зря Альберт с восторгом вздыхал: «...Приятные воспоминания о том, как счастлива ты была в наш последний день, проведенный вместе, не покидает меня. Так что позволь мне поцеловать твой маленький ротик, чтобы не дать уйти этому счастью!»
По окончании политехникума Альберт почти два года
По-разному толкуют факт, что Эйнштейна не оставили работать в политехникуме. Кто-то говорил, что виной тому его неприкрытый атеизм. Ведь юноша, заполняя анкету, в графе «религиозная принадлежность» написал: «Никакой религии». Другие решительно отрицали наличие в нем каких-либо преподавательских способностей. Сам Эйнштейн был уверен в ином: «Я был третируем моими профессорами, который не любили меня из-за моей независимости и закрыли мне путь в науку». Во всяком случае, профессор Вебер, руководитель кафедры, на которой учился будущий отец релятивизма, наотрез отказался оставить на работе молодого вольнодумца, который в нарушение корпоративного кодекса осмеливался называть его не «господином профессором», а просто «господинам Вебером». Даже заступничество влиятельного профессора Минковского, первым угадавшего гениальные способности своего студента, не помогло.
Позже, исходя из собственных неприятностей, Эйнштейн вывел свою первую гениальную формулу – «формулу успеха»:
А= Х+Y+Z,
где A – успех, Х – труд, работа, Y – игра и отдых, а Z – умение держать язык за зубами. Он не отчаивался, потому что знал, что человек, потерпевший поражение, знает о том, как побеждать, больше, чем тот, к кому успех приходит сразу.
Он так бы и прозябал в нищете, оставаясь «свободным художником», если бы, по мнению некоторых современников, в его судьбу не вмешались «вольные каменщики». Как они считали, именно масоны сумели разглядеть в молодом, амбициозном ученом потенциальную звезду первой величины и протянули руку помощи.
Один из близких приятелей Эйнштейна по политехникуму, Марсель Гроссман, обратился за помощью к отцу, тот рассказал о проблемах Альберта директору Федерального ведомства патентов в Берне, а последний, встретившись с Эйнштейном, предложил ему далеко не пыльную и вовсе не хлопотную должность референта патентного бюро третьего класса с годовым жалованьем в три с половиной тысячи швейцарских франков. Это было уже кое-что. Ведь в годы студенчества приходилось жить на сто франков в месяц, которые ссужали Альберту богатые родственники из Генуи. Да и из этой суммы двадцать франков он откладывал, чтобы, собрав необходимую тысячу франков, заплатить за швейцарское гражданство. Оставаться гражданином Германии Эйнштейну откровенно не хотелось.
Бернский период своей жизни и службу в патентном бюро Эйнштейн назвал «счастливыми годами» – «...после восьми часов работы остается еще восемь часов на всякую всячину, да еще есть воскресенье». «Всякой всячиной» стала «Академия Олимпа». Даже спустя десятилетия Альберт Эйнштейн напоминал своему другу юности Морису Соловину: «Хорошее было время тогда в Берне, когда мы учредили нашу веселую академию, которая была менее ребяческой, нежели те почтенные академии, с которыми я близко познакомился позднее». Компания «веселых академиков» образовалась стихийно. Соловин, постигавший в университете основы философии, откликнулся на приглашение Эйнштейна посещать частные уроки по физике. Впрочем, уроки вскоре переросли в дискуссии по мировоззренческим проблемам. Морис предложил своему новому другу вместе читать и обсуждать интересные книги. Вскоре к ним присоединился Конрад Габихт, который приехал в Берн завершать свое математическое образование. Свой кружок они и окрестили «Академией Олимпа». Они собирались после работы и учебы и вслух читали сочинения Спинозы, Юма, Маха, Гельмгольца, Пуанкаре, математические трактаты, шедевры мировой литературы – Софокла, Расина, Диккенса, Сервантеса... «Прочитывалась одна страница, – вспоминал Соловин, – иногда только полстраницы, а порой только одна фраза, после чего следовало обсуждение, которое, если вопросы были важными, могло затянуться на много дней». Чуть позже в компании появился Мишель Бессо, который, по мнению Эйнштейна, был лучшим резонатором новых идей. Именно он был первым, кому Эйнштейн решился рассказать о своей теории относительности. Свою статью «К электродинамике движущихся тел» первооткрыватель релятивизма резюмировал так: «В заключение отмечу, что мой друг и коллега М.Бессо явился верным помощником при разработке изложенных здесь проблем и что я обязан ему рядом ценных указаний».