Любимая
Шрифт:
— Прошу прощения, сэр, за то, что я столь неуклюже пытался помочь. Я должен был подумать… по…
— Я не считаю вас ответственным за действия моей жены, Ферфакс, — прервал его Сильвестр твердым как сталь голосом.
Эдвард смолк, борясь со стыдом. Он должен был справиться с ситуацией, но вместо этого сам был спасен, как школьник, петушащийся перед признанным забиякой.
Тео с сочувствием взяла его руку. Она понимала, что он чувствовал. Эдвард взглянул на нее, молча виня в своем поражении. То, что произошло, яснее ясного доказывало ограниченность его возможностей.
Тео
— Сильвестр! — неуверенно начала Тео.
— Думаю, ты не захочешь сейчас услышать, что я собираюсь тебе сказать. Подожди до дома.
Тео замолчала. Они миновали Сити, проехали мимо собора Святого Петра, вдоль Стренда, где ландшафт стал более знакомым, улицы шире, а частные дома более респектабельны, витрины магазинов наполнены предметами роскоши, взывавшими к фешенебельному Лондону.
Сильвестр поехал медленнее. Тео была рядом, и ему не о чем было беспокоиться.
— Вы не будете возражать, если я вас высажу на Пиккадилли, Ферфакс? — Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Эдвард и Тео чуть не подпрыгнули.
— Нет, конечно же, нет, сэр, очень вам благодарен, — безутешным голосом проговорил Эдвард.
Сильвестр остановился на углу Пиккадилли и Сент-Джеймс-стрит, и Эдвард неловко слез на мостовую. Он постоял, раздумывая, что сказать, но граф пожелал ему всего хорошего, и его двуколка двинулась дальше.
Тео обернулась и приветственно взмахнула рукой. У нее был такой вид, словно ее везли на гильотину. Эдвард редко видел ее в таком состоянии, но про себя подумал, что в этом случае ее страхи оправданны. Даже неприятеля на поле брани он не воспринимал с таким трепетом, как графа Стоунриджа в сегодняшнем происшествии.
Эдвард исчез, и гнев Сильвестра вспыхнул с новой силой. Тео сегодня напугала его больше, чем кто-либо за всю его жизнь. Задержись он еще на минуту — и было бы поздно. Ужас, который он до сих пор сдерживал, охватил его и заставил задрожать. Когда же Сильвестр подумал о том, что только смутное предположение заставило его поехать в «Отдых рыбака», ему стало не по себе.
Он въехал во двор, вышел из двуколки и бросил поводья конюху, прежде чем протянул руку, чтобы помочь жене выйти.
Тео едва коснулась его руки и легко спрыгнула на землю.
Шрам у графа побелел, и Тео поняла, что еще никогда не видела мужа таким гневным. В животе у нее похолодело, ноги подкосились. Она никогда не была так напугана. Даже в «Отдыхе рыбака». Там у нее не было времени испугаться, но теперь она была испугана почти до смерти.
Она не знала человека, который управлял теперь ее жизнью, потому что он не позволял ей узнать себя. Она знала его тело и знала, что доставляет ему удовольствие. Знала и то, что может его рассмешить. Но это были поверхностные сведения. Как она могла понять его, если он скрывал свои сокровенные мысли, не посвящал ее в свои планы и решения, сообщал ей лишь скудные факты своей предыдущей жизни и совсем ничего не говорил о своих чувствах, характеризовавших человека, с которым ей предстоит провести всю свою жизнь.
Она не могла даже догадываться,
Сильвестр подталкивал Тео, держа руку у нее на пояснице. Так он провел ее от конюшни до дома.
Дверь открыл Фостер, но при виде белого как мел лица графини и неприкрытого гнева графа быстро ретировался.
Сильвестр обхватил ее за талию и потащил через холл к лестнице с такой скоростью, что ее ноги едва касались паркета. Мраморная лестница казалась ей нескончаемой. Тео ощущала его близость, его дыхание на
своем затылке, тепло его тела. Но это была угрожающая близость, хотя прежде она всегда несла радость и предвкушение блаженства. Сейчас же ее обуревали дурные предчувствия. Сильвестр открыл дверь, и они очутились в спальне, окруженные знакомыми предметами. В камине весело потрескивали поленья.
Сильвестр с треском захлопнул за собой дверь. Тео повернулась к нему, и выражение ее синих глаз было платой за испытанный страх.
— Как ты посмела предпринять эту безрассудную авантюру? — резко спросил граф. Тео крепко сцепила руки.
— Я знаю, что это было глупо. Я не догадалась захватить с собой пистолет. Мне…
— Что! — прервал ее граф, не веря своим ушам. — Это все, что ты можешь сказать? Ты пренебрегла моими указаниями, вмешалась в мои дела, бездумно подвергла себя опасности и считаешь, что должна извиниться только за то, что забыла взять пистолет?!
— Как ты не понимаешь, — закричала Тео, — что мне ничего не оставалось делать? Ты обещал мне партнерство. Ты соблазнил меня этим обещанием, а вместо этого стараешься отдалиться от меня. Ты не позволяешь мне ничего о тебе узнать… — Тео отодвинулась от мужа. Слезы обиды застилали ей глаза. — И ты еще смеешь обвинять меня!
Сильвестр шагнул к ней, но остановился, чтобы унять дрожь.
— Я ничего не могу решать сейчас, — проговорил он. — Я не доверяю самому себе, находясь с тобой в одной комнате! — Сильвестр повернулся к двери. — Оставайся здесь и не смей выходить, пока я не вернусь.
— Что?
Опешив, Тео снова повернулась к нему.
— Отныне я намерен контролировать каждый твой шаг, — сурово ответил Сильвестр. — Поэтому оставайся в своей комнате и дай мне время, чтобы прийти в себя. Если ты сделаешь отсюда хоть шаг, то будешь жалеть об этом до своего смертного часа.
Потрясенная, Тео смотрела, как Сильвестр вышел и дверь за ним плотно захлопнулась. Ее бил озноб. Она смахнула слезы и подошла к окну. На улицу вышел Сильвестр, взглянул на окна, но если и увидел ее, то никак этого не показал. Затем он повернулся и зашагал вниз по улице, стегая тростью по зеленой изгороди.
Тео налила из графина стакан воды и медленно выпила, ожидая, когда пройдет дурнота и успокоится дыхание. Потом скинула туфли и, поджав ноги, уселась в глубокое кресло у камина. Самое ужасное было то, что ей пришлось открыть свои карты. Сильвестр теперь знал, что Тео не собирается терпеть его молчание. Зная своего мужа, она понимала, что он будет вынужден предпринять серьезные шаги, чтобы предотвратить вылазки с ее стороны. Она не сможет убедить Сильвестра довериться ей.