Любимцы великой звезды
Шрифт:
Ни о чем не подозревавшая Ола в радостном наслаждении взвилась в воздух и, разом расслабившись, плюхнулась в озеро, прямо на его распростертое тело.
Она забилась, запульсировала в тщетной попытке вырваться.
И вдруг затихла. Она узнала его. Все еще не смея верить, он ощутил исходящую от нее волну нежности. И безумный восторг захлестнул его.
Их тела в прозрачных струях газа искрились одинаковым золотисто-сиреневым светом.
А потом они, притихшие и счастливые, распластались на берегу под сенью Неподвижного и лежали так долго-долго, не обмениваясь даже мыслями.
Наконец он спросил ее, почему она оказалась у Трех Озер.
– Я бываю здесь каждый день, - ответила она.
– Одна?
– Одна.
– Так вот куда ты все время исчезаешь. Как же я мог не догадаться?!
– Мне дороги эти места... с детства.
– И мне тоже.
– Он снова засветился, замерцал.
– Мы так часто бывали здесь вместе...
– Ты помнишь?!
– А разве я могу забыть? Ведь это были самые счастливые дни в моей жизни.
– И в моей тоже, - призналась она.
– Правда? Почему же ты молчала столько времени? Почему не подпускала мои мысли? Я так мучился...
– Я ждала.
– Но чего?!
– Зрелости. Родители учили меня сдержанности до наступления зрелости.
– "Родители учили"...
– с горечью повторил он.
– А они не объясняли тебе, что сдерживать уже родившиеся чувства - значит причинять боль и себе, и тому, кого любишь?
– Разве ты забыл, что у меня нет родителей?
– упрекнула она.
Он сразу потускнел и съежился. Веселые искорки погасли. Ему стало стыдно. Он действительно забыл...
– Но зрелость придет к нам только следующим летом, - растерянно заметил он.
– Теперь это уже не имеет значения, теперь я поняла, что все равно не смогла бы ждать так долго.
С этого дня они все время проводили вместе. Вместе упивались блеском крохотных ночных звезд, не дававших ни тепла, ни света, ни энергии. Вместе нетерпеливо ждали рассвета и первых горячих лучей Великой Звезды. Первыми затевали веселый утренний хоровод и при этом светились так ярко, что их хороводу завидовали другие группы Неуловимых.
Старики хороводов не водили. Они не переносили даже утренних лучей и, зябко, мелко вздрагивая, грелись в полутени таких же старых Неподвижных и почему-то с тревогой следили за юной, слишком яркой парочкой.
Нет, они не осуждали их за столь ранний союз, потому что право судить имели только родители Неуловимой, которых, увы, не было в живых.
Каждое утро после хоровода Пейг и Ола исчезали и весь день проводили, купаясь в теплых озерах их детства, или лежали в тени заботливых Неподвижных.
Однажды они даже на ночь не вернулись к своим.
Ночь была тихая-тихая. Неподвижные дремали, свесив сонные ветви. Озера лениво дымились, распространяя терпкий запах газа.
Пейг и Ола, спасаясь от ночного холода, так тесно прижались друг к другу, что слились в единый шар. Их объединенное в общий поток зрение сконцентрировалось на Второй планете Великой Звезды, тускло мерцавшей в ночном небе.
Вторая была дальше от Великой, чем Первая, и значительно превосходила ее в размерах. Таинственная планета всегда вызывала у Неуловимых страх и смутные опасения.
"Узнать бы, чем живет эта неприветливая, плотно закутанная в свою атмосферу планета", - подумал Пейг.
– Ты действительно хочешь знать?
– оживилась Ола.
– Я давно собираюсь открыть тебе свои мысли.
– О чем ты?
– насторожился Пейг.
– Ты прекрасно меня понимаешь, не притворяйся, - рассердилась Ола. Кто мешает нам рассмотреть ее поближе?
– Ты... ты хочешь отправиться в Космос?!
– Конечно. Вместе с тобой. Ведь мы теперь одно целое. Или ты не согласен?
– Ты, верно, забыла, что в Космосе погибли твои родители, поплатившись за свое безрассудство. Неужели ты хочешь, чтобы и нас постигла та же участь?! И это тогда, когда мы наконец вместе, когда мы так счастливы.
– Я ничего никогда не забываю. Именно в год гибели родителей я приняла решение, что повторю их путешествие, как только достигну зрелости.
Она обособилась - и между ними прокрался ночной холод. Дрожь прошла по телу Пейга. Он поспешил уплотнить свою оболочку.
Ола засветилась недружелюбным зеленоватым светом.
– Ты боишься! Ты - трус. Тот, кого я люблю, не может быть трусом. Я не могу любить труса...
Это обвинение ударило его сильнее грозового разряда. Он съежился еще плотнее, став голубым от обиды.
– Я вовсе не трус. Но я не хочу, чтобы Лло изгнал нас на Лысые Горы, туда, где нет ни Неподвижных, ни озер, где светила уничтожают все живое!
– Я должна лететь! Это мой долг. Я так решила.
– Но ведь я не принимал такого решения, я не готов. И мне вовсе не хочется покидать нашу планету. Мне нет дела до чужих планет.
– А вот Роуд не стал бы колебаться.
– Ола послала ему пучок запальчивых импульсов.
– Он, не раздумывая, последовал бы за мной куда угодно.
На сей раз рассердился Пейг.
– Так пусть он и следует за тобой куда угодно, - ответил он и, разгневанно вспыхнув белым светом, метнулся прочь от нее.
– Пейг! Пейг!
– понесся ему вдогонку ее испуганный зов.
– Не бросай меня.
Но Пейг, почувствовав во вспышке гнева свою силу, свою власть над нею, разгорелся еще ярче и, экранировав от нее свои мысли, исчез.