Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС
Шрифт:
С опушки мы увидели всю эту бойню. Ни один из них, никто не прошел. Вражеские танки обрушили на них яростный огонь. Несчастные падали в снег целыми группами. Это было настоящее истребление.
Затем советская пехота бросилась на останки раненых и убитых для окончательного потрошения. Мы находились в укрытии в наших пулеметных гнездах в ста метрах от бойни, не упустив ни одной детали из этой ужасной сцены. Вооруженные ножами большевистские потрошители отрезали пальцы мертвым и умирающим. Видимо, слишком трудно было снимать перстни. Они отрезали пальцы, засовывали их в карманы окровавленными
Потрясенные ужасом, мы, сдерживаясь, присутствовали при этих кошмарных сценах. Я дал приказ не делать ни одного выстрела, который не спас бы никого из лежащих на снегу, но зато спровоцировал бы массированную атаку орд на наш лес.
Я хотел спасти три тысячи человек, за которых нес ответственность. Мне бы не удалось это, если бы я бросил их вслепую, без артиллерии и танков, в напрасную бойню. Разумнее было спокойно дождаться ночи, которая скрыла бы долину и нейтрализовала бы танковую колонну неприятеля.
Утром пятьдесят тысяч человек, смешавшись своими подразделениями, бросились вперед. Нам на время удалось избежать натиска танков для нескольких тысяч людей с помощью экрана в виде плотного леса.
Но у большой группы войск рейха, двигавшейся справа и слева от нас, положение было намного хуже. По шуму боя мы определили, что многочисленная лава немецких соседей спускалась на западную часть дороги, занятой сталинскими танками. Они повернули свои башни в сторону этого прорыва и открыли беспрерывную стрельбу.
Другая волна немцев, еще более значительная, вылилась в юго-восточной части леса, пытаясь достичь Лысянки через степь. Для обоих серьезную трудность представлял переход через речку. Я тщательно изучил по карте конфигурацию этого препятствия и решил избежать его, спустившись ночью прямо к Лысянке, разбросанной по обе стороны реки. Таким образом я освобождал солдат от необходимости форсировать эту глубокую и быструю речку на открытой местности при пятнадцати или двадцати градусах мороза.
Нам удалось в свое время в суматохе захватить этот спасительный лес, и он поможет нам в темноте добраться до окраин города. Я готов был терпеть сколько потребуется, но в нужный момент по максимуму использую наше выгодное положение.
К несчастью, остальные, то есть десятки тысяч солдат, должно быть, сориентировались на запад и юго-восток. Юго-восточным флангом командовал один армейский генерал, впоследствии убитый впереди своих солдат; его сразу же заменил генерал Гилле.
К часу дня эта волна, преследуемая по пятам советскими танками, подкатила к реке. Три недели оттепели сильно подняли речку, достигавшую двух метров глубины на ширине в восемь метров. Мороз последних дней усеял ее острыми ледяными глыбами, о которые билось быстрое течение.
Менее чем за полчаса двадцать тысяч человек оказались прибитыми к этому берегу. Артиллерия на конной тяге, избежавшая уничтожения, первой бросилась в ледяную воду и льды. Берег был крут: лошади опрокинулись и потонули. Тогда люди бросились вплавь; но едва они выбрались на берег, как сразу же превратились в ледяные глыбы, их одежды примерзли прямо к телу.
Некоторые рухнули замертво, не выдержав переохлаждения. Большинство
Танки противника жестко обстреливали эту человеческую массу на берегу у воды, превращая действо в кровавую резню.
Многие солдаты не умели плавать: обезумев от приближения танков, они гурьбой бросались в воду. Многие избежали гибели, ухватившись за наспех срубленные деревья, но сотни утонули. Берег был усеян сапогами, оружием, ремнями, сотнями фотоаппаратов; повсюду лежали раненые, неспособные пересечь реку. Но все же большая часть армии переправилась.
Под огнем танков тысячи и тысячи солдат, полуголые, блестя ледяной водой или голые как графины, бежали в снегу к далеким избам Лысянки.
В трехстах метрах от нас на дороге неприятельские танки по-прежнему держали свои башни на северо-запад в направлении второй зоны прорыва. Там напор тоже был массивным. Он на много часов частично оттянул на себя танки и пехоту Советов. Это отвлечение противника спасло нас. Ночь спускалась над этой трагедией. Эти отчаянные крики действительно разрывали сердце: призывы о помощи не находили ответа.
Несчастные собратья, с которыми мы начинали бой утром, теперь ночь и снег накрывали их, их окровавленные руки еще боролись в бесконечной степи против ужасной смерти.
Ожидая полной темноты, нижние чины собрали уцелевших солдат, разбросанных по лесу. Все части перемешались. Мы вели с собой даже десятка три советских военнопленных. Не осознавая ничего, они пробежали через гранаты и казаков, пытаясь убежать или как можно меньше доставить нам проблем.
Также мы укрывали в лесу многих гражданских, в частности молодых задыхавшихся женщин. Эти красивые украинки с бледно-голубыми глазами и пшеничными волосами не захотели попасть в руки Советов. Своему рабству они предпочли ураган этих боев на прорыв. Много таких беглянок были посечены пулями. Одна из них, великолепная, высокая, ослепительная девушка в красивом бело-голубом платке бежала среди нас во время последнего подъема по склону, гибкая, проворная, словно лань. Я видел, как она свалилась будто кегля, с оторванной танковым снарядом головой. У некоторых были светловолосые ребятишки, в ужасе от грохота и кошмара.
Без всякой пищи и питья с самого утра, мы жили горстями снега. Но этот снег еще больше усиливал жажду. Раненые, которых нам удалось спасти, дрожали от лихорадки. Как могли мы прижимались друг к другу, чтобы согреться.
С особой тревогой мы ждали исхода этого дня! Только тогда, когда танки не смогут видеть наши перемещения, наша колонна сможет оставить свое укрытие.
В половине шестого мы тронулись в строгом порядке. Сотни мрачных криков умирающих, разбросанных по степи, по-прежнему слышались вдали. По всему плато, закрытому советскими танками, из глубины долины, вытоптанной нами утром, без конца поднимались крики, мольбы о помощи, которые снежная ночь доносила до нас с трагической ясностью…