Любимое уравнение профессора
Шрифт:
— Со-вер-шенные? — повторила я, покатав непослушные звуки на языке.
— Самое малое из совершенных чисел — шестерка. 6 = 1 + 2 + 3.
— Ух ты! И правда… Тогда в них нет ничего особенного, да?
— Наоборот! Числа такой степени совершенства — редчайшая ценность. Следующее такое после двадцати восьми — это четыреста девяносто шесть. Оно еще роскошнее: 496 = 1 + 2 + 4 + 8 + 16 + 31 + 62 + 124 + 248. Затем появляется 8128. Потом — 33 550 336, а уже за ним — 8 589 869 056. И чем дальше, тем сложнее эти совершенства отыскать… — предупредил Профессор, галантно распахивая передо мною миры каких-то совсем уже замиллиардных
Я попыталась представить себе 18 и 14, но теперь, после объяснений Профессора, они явились мне уже не просто числами. Первое натужно кряхтело, сгибаясь под тяжкой ношей; второе же молча сутулилось, бледное от истощения.
— На свете полным-полно недостаточных чисел, превышающих сумму своих делителей всего лишь на единицу. А вот избыточных чисел на единицу меньше таковой суммы, похоже, не существует. По крайней мере, обнаружить их еще никто не сумел.
— Почему? Что мешает?
— Ответ — в записной книжке Бога…
Мягкий солнечный свет заполнил собою все, что нас окружало. Даже хитиновые трупики насекомых, дрожавшие на водной глади фонтана, казались подсвеченными изнутри. Важнейшая из записок Профессора — «Моей памяти хватает только на 80 минут!» — болталась на честном слове. Я протянула к нему руку, поправила скрепку.
— Но у совершенных чисел есть одна потрясающая особенность. — Профессор перехватил ветку поудобнее и подобрал ноги под скамейку, расширяя себе поле для объяснений. — Каждое из них можно выразить суммой последовательных натуральных чисел. Взгляни!
6 = 1 + 2 + 3
28 = 1 + 2 + 3 + 4 + 5 + 6 + 7
496 = 1 + 2 + 3 + 4+ 5 + 6 + 7 + 8 + 9 + 10+ 11 + + 12 + 13 + 14 + 15 + 16 +17 +18 +19 + 20 + 21 + 22 + 23 + 24 + 25 + 26 + 27 + 28 + 29 + 30 + 31…
Лишь пригнувшись к самой земле и вытянув руку до предела, Профессор умудрился доцарапать уравнение до конца. Вся его армия чисел развернулась пред ним навытяжку — ровными, безупречными и очень внушительными колоннами.
Новорожденная формула для нарушения гипотезы Артина безо всяких пауз перетекала в список уравнений для моего числа 28, окутывая всю землю вокруг нашей лавочки плотным кружевом цифр. Я застыла недвижно, боясь стереть ненароком даже малую черточку этого потрясающего дизайна. Казалось, сам космос распахивался у наших ног и Бог наконец-то позволял нам еще разок подглядеть в Его записную книжку.
— Ну что ж! — сказал наконец Профессор. — Видимо, нам пора домой?
— Верно, — кивнула я. — Скоро придет Коренёк.
— Коренёк?
— Мой сын, ему десять лет. Макушка у него немного приплюснута, вот мы и зовем его Коренёк.
— Да что ты? У тебя есть сын?! Тогда, конечно, медлить нельзя. Ребенка из школы обязательно должна встречать мама… Идем скорей! Ничего не может быть радостнее, чем ребенок, кричащий тебе с порога: «Я дома!»
Он вскочил с лавочки, готовый сорваться с места. Как вдруг из детской песочницы неподалеку донесся заливистый плач. Совсем еще маленькая девчушка, годиков двух от роду, ревела навзрыд, сжимая в пальчиках игрушечную лопату. То ли песчинка попала в глаз, то ли еще почему…
С прытью, какой я в нем и подозревать не могла, Профессор подбежал к девчушке, заговорил с ней, заглянул ей в глаза. О том, что этот старик ласков не только с Кореньком, а вообще со всеми детьми, догадаться было нетрудно, глядя, как бережно он стряхивал песок с ее платьица.
— Отойдите немедленно!
Мать ребенка, вернувшись неведомо откуда, оттолкнула Профессора, схватила дочь за руку и поспешно утащила прочь.
Профессор остался в песочнице один. Он стоял там, а я все глядела на его сутулую спину, не зная, чем ему помочь. Нежно-розовые лепестки танцевали в воздухе и медленно оседали, дорисовывая узор за узором к тайнам вселенной у моих ног.
— Я выполнил ваше задание! Теперь вы почините радиолу?! — выпалил Коренёк вместо приветствия, забегая вприпрыжку с улицы в дом. — Вот, смотрите!
Подбежав к столу, он вручил Профессору исчирканный цифрами листок:
1 + 2 + 3 + 4 + 5 + 6 + 7 + 8 + 9 + 10 = 55.
Продолжая сидеть, Профессор уставился на вырванную из тетради страничку, точно эксперт, оценивающий подлинность документа на глаз. Вместо того чтоб гадать, зачем он давал ребенку такое задание и при чем тут поломанная радиола, он наскоро проверил вычисления Коренька, заново сложив все эти числа в уме.
Любых вопросов о том, что случилось ранее восьмидесяти минут назад, Профессор старательно избегал. То есть спроси он об этом у нас — мы тут же объяснили бы ему и насчет задания, и насчет радиолы. Но он предпочитал анализировать лишь ту реальность, что видна ему самому, и без всякой сторонней помощи. Не сомневаюсь, Профессор прекрасно осознавал всю бездонность своей болезни. Но куда сильнее, чем уязвленная гордость, его терзала боязнь стать помехой для жизни обычных людей — тех, кто живет в мире с памятью. Вот почему я взяла за правило не касаться в общении с ним никаких «лишних» тем.
— Значит, все их сложил? От единицы до десяти? — сказал наконец Профессор.
— Ну как? Ответ правильный? Я несколько раз пересчитывал, уверен на все сто!
— Ты прав… Ответ просто в яблочко!
— Ну и вот! А теперь возьмите радиолу и отнесите ее в мастерскую.
— Э, Коренёк! Погоди минутку… — Профессор притворно закашлялся, чтобы потянуть время и хоть что-нибудь сообразить. — А может, расскажешь, каким способом ты получил такой ответ?
— Что значит «как»? Прибавляешь одно за другим, и все…
— Честный способ! Самый надежный, в котором не усомнится никто.
Мальчик гордо кивнул.
— Но подумай-ка, — продолжал Профессор. — Что ты будешь делать, если учитель — ну, скажем, какой-нибудь гадкий учитель — попросит тебя сложить вместе все числа от единицы до ста?
— Ну… сложу, куда деваться.
— Даже не сомневаюсь! Ты у нас парень упертый и трудолюбивый. Так что и до ста справился бы в лучшем виде. Но что, если гадкий учитель совсем разозлится и заставит тебя сложить всё до тысячи? А то и до десяти тысяч? Докуда угодно, лишь бы тебя помучить? Что тогда? Так и будешь складывать и складывать, пока твой дьявол учитель будет над тобой хохотать?