Любимое уравнение профессора
Шрифт:
А перед тем как Коренёк пошел в первый класс, мы с мамой помирились. Ни с того ни с сего она прислала нам по почте школьный рюкзачок. Случилось это, как только мы наконец перебрались из общежития в отдельную квартирку и зажили независимо. Мама, как и прежде, работала в свадебном салоне.
Мы снова стали сближаться, и уже от одного ее присутствия рядом я впервые ощутила, какое это облегчение, когда у сына есть бабушка. Увы! Не успела я к этому привыкнуть, как мама внезапно скончалась от кровоизлияния в мозг.
Вот почему, увидев, как Профессор обнимает моего сына, я обрадовалась
Появление в нашей компании еще и третьего — Коренька — не нарушило моего обычного распорядка. Не считая того, что ужин я теперь готовила на троих, никаких изменений не произошло. Самым жарким и заполошным днем недели по-прежнему оставалась пятница: нужно было приготовить побольше еды на все выходные и заморозить ее в холодильнике. Например, соорудить мясной рулет с картофельным пюре и рыбу в кляре с овощами. А затем долго и внятно объяснять Профессору, что с чем и как разогревать. Хотя вынуждена признать — премудростями управления микроволновкой он так и не овладел.
Но тем не менее к утру каждого понедельника все, что я наготовила, таинственным образом исчезало. И рулет, и рыба оказались каким-то образом разморожены и съедены, а посуда из-под них вымыта и убрана в шкаф.
Несомненно, пока меня не было, Мадам помогала ему. Однако в часы моей работы она во флигеле не появилась ни разу. Так почему же хозяйка запрещает мне появляться в особняке? И как найти с ней общий язык? Я так и чуяла, что разгадать эти новые загадки мне еще предстоит.
Для Профессора любая загадка неизменно решалась при помощи цифр. Долгими часами, если не сутками предельной концентрации он все-таки решал очередную задачу и получал денежный приз, вот только совсем не радовался этим победам, как бы я его ни хвалила.
— Да это же… так, баловство! — отмахивался он. — Просто забава, не более…
Голос его звучал скорее печально, нежели польщенно.
— Тот, кто эту задачу ставил, знает ее решение, так ведь? Но решать задачу с гарантированным ответом — это все равно что покорять вершину, взбираясь на гору по уютной тропинке, да еще и с гидом под ручку… А в настоящей математике истина скрывается там, где кончаются все дороги. Молчаливая, неведомая никому. И совсем не обязательно на горной вершине. Может, в трещине на утесе, а может, и посреди огромной долины…
Каждый день после обеда, едва заслышав голос Коренька — «Я пришел!», — Профессор непременно выходил из кабинета, в каких бы числовых дебрях ни бродил до тех пор. И хотя, как правило, ему страшно не нравилось, когда полет его мысли кто-нибудь прерывал, ради Коренька он легко задвигал все свои правила куда подальше.
Да только Коренёк в большинстве случаев просто закидывал к нам свой рюкзак и убегал в парк играть с друзьями в бейсбол, а Профессор, удрученно понурившись, шаркал обратно к себе в кабинет.
Поэтому он всегда радовался дождю. Ведь тогда он мог помочь Кореньку с заданием по математике.
— В кабинете у Профессора кажется, будто сам становишься умнее, — однажды признался сын. В квартире, где жили мы с ним, не было ни стеллажей, ни книжных полок, и профессорский кабинет, забитый книгами до отказа, ему казался местом почти фантастическим.
Освобождая место для Коренька, Профессор сгребал все тетради, скрепки и крошку от ластика к краю столешницы и открывал задачник.
Способен ли исследователь высшей математики объяснить пятикласснику, как работают числа, конечно, вопрос отдельный. Но у нашего Профессора, несомненно, был какой-то особый дар. Любые математические соотношения, дроби, объемы он объяснял так просто и доходчиво, что поучиться его умению явно стоило бы любым родителям, проверяющим домашние задания у своих чад.
— Триста пятьдесят пять делим на восемьсот сорок… А шесть тысяч двести тридцать девять — на двадцать три… Теперь к четырем целым шестидесяти двум сотым прибавляем две целых и семьдесят четыре сотых… А от пяти целых и двух седьмых отнимаем два…
Согласно его методике, как обычные проблемы, так и любые математические задачи мы должны первым делом формулировать вслух.
— У любой задачи обязательно есть свой ритм, — говорил он. — Так же, как у музыкального произведения. Если поймаешь этот ритм и покатаешь как следует на языке, ты сможешь не только понять всю задачу целиком, но и заметить, какие ловушки тебя поджидают!
И Коренёк громко, на весь кабинет, зачитывал очередное задание:
— «Я хотел купить два носовых платка и две пары носков за триста восемьдесят иен… Но потом купил два платка и пять пар носков за семьсот десять иен… Сколько же стоят каждый платок и каждая пара носков по отдельности?»
— Итак? С чего бы ты начал? — спрашивал Профессор.
— Ну… Сложновато как-то, — мрачно буркнул Коренёк.
— Ты прав. Из всех сегодняшних задачек именно эта, пожалуй, самая сложная. Но прочитал ты ее замечательно! Состоит она из трех предложений. Все платки и носки упоминаются трижды. Каждый раз и те, и другие чего-нибудь стоят. Столько-то одних. Столько-то других. Столько-то иен… Ты здорово поймал этот ритм. И унылая задачка из учебника в твоих устах зазвучала как прекрасная поэма!
На комплименты Профессор не скупился никогда. Даже если время шло, а задачка не решалась, хоть тресни. В какой бы глухой тупик ни забредал Коренёк, Профессор всегда находил, за что его похвалить, точно старатель, готовый ради одной золотой песчинки просеять тонну ила с речного дна.
— Тогда попробуем нарисовать об этом картинку! — предлагал он. — Вот у нас два платка… Вот две пары носков…
— Разве это носки?! — возмущался Коренёк. — Какие-то жирные гусеницы… Давайте я сам нарисую!
— Ну да… Молодец. Так, конечно, больше похоже.
— Столько носков рисовать — рука отсохнет! Значит, он решил купить больше носков, а на платках сэкономил? Ну вот, теперь и у меня похожи на гусениц…
— Что ты, прекрасный рисунок! Да, ты прав: общая цена стала больше только из-за носков. И на сколько же она выросла?
— Н-ну… Семьсот десять минус триста восемь десят…
— Все свои подсчеты лучше записывай, пока не забыл.
— Да я всегда записываю… на какой-нибудь ненужной бумажке.