Любимые забавы папы Карло
Шрифт:
– Сама вижу, – прошептала Вера, – думаю, он ненормален. Но Владимир уверен: сын перерастет это и исправится. Очень глупая идея, да! Глупая! Но я не могу с мужем спорить. Ты, Нина, не все знаешь! Поверь! Не могу!
– Так обменяем больного на здорового! – буркнула Нина. – И вы рыдать перестанете, и Юра домой вернется, и психа в правильное место пристроим. Он опасным становится. Вон вчера я принесла ему чай и говорю: «Пей, Мишенька!» А он молча чашку взял и на пол чай вылил, мне на ногу попало. Я вскрикнула: «Больно же! Разве так можно!», а он к окну отвернулся и глядит туда молча,
Вера несколько секунд смотрела на Нину, потом вдруг сползла со стула на пол, бросилась домработнице в ноги, обняла ее колени и закричала:
– Помоги! Помоги! Помоги!
Нина тоже шлепнулась на паркет и заголосила:
– Да, да, да!
У обеих женщин одновременно случился истерический припадок. Примчавшийся на шум Петя мгновенно заревел, даже Миша, всегда апатичный и невозмутимый, начал хныкать.
Нина первой пришла в себя. Она вытерла лицо рукавом, подняла Веру, принесла ей воды, дала детям конфет и пообещала хозяйке:
– Конечно, я все сделаю, только ты подскажи, как действовать!
Вера медленно подняла голову и прошептала:
– Я уже знаю! Враз отчего-то придумалось! Только спешить нельзя. Слушай.
Нина навострила уши. Чем дольше хозяйка говорила, тем больше удивлялась домработница. Надо же, какая у Веры голова. В один миг такое сообразить!
Подготовку к операции начали заранее. В тот год на дворе стояла необычно теплая для Москвы весна, в середине мая уже распустилась сирень, и Вера сказала Володе:
– Лучше сейчас переехать на дачу, ну какой смысл в такую погоду сидеть в городской квартире? Все равно учебный год вот-вот закончится, зачем ждать середины июня?
Муж согласился, и семья перебралась в деревню. Двадцать девятого числа Вера и Нина повезли мальчиков в поликлинику на прививку. В детских учреждениях возле кабинетов всегда клубится очередь, да еще мать решила воспользоваться случаем и показать мальчиков специалистам: окулисту, стоматологу.
В деревню вернулись поздно, заехав на городскую квартиру, где уложили детей днем поспать.
Зайдя в избу, Вера сразу не пошла в свою спальню, она побежала на кухню готовить ужин деткам, Нина стала греть воду для ванны. Короче говоря, в комнату Попова вошла совсем поздно вечером и поняла, что ее ограбили. Стекло было разбито, а из шкафа пропали ценности: деньги, которые Володя дал супруге на хозяйство, и украшения Веры. У Поповой было довольно много золотых безделушек, среди них попадались очень ценные вещи. Владимир не был жадным, получив очередную премию, он отдавал ее жене со словами:
– Купи себе что-нибудь по душе.
А Верочка очень любила цацки и понимала в них толк. Правда, в советских ювелирных магазинах не было ничего замечательного, уникального. Но в столице имелись так называемые скупки, куда несли последние, припрятанные на черный день крохи интеллигентные старушки, как тогда говорили, «из бывших». Порой бубушки за сущие копейки сдавали раритетные вещи. Верочка сумела подружиться с продавщицами из ювелирных комиссионок, и те «сигнализировали» щедрой покупательнице об интересных поступлениях.
– И близко туда не подходили, может, из Григорьева кто пошалил или из Беляевки.
И верно, деревень вокруг было несметное количество, а о том, как повезло Нинке, пристроившейся к богатым людям, судачило очень много народа. Население нескольких окрестных поселков хорошо знало, что доярка теперь зимой живет в городе, а летом хозяева используют ее дом как дачу. Вот кто-то из местных и решил поживиться в избе.
Вера плакала в кабинете у следователя и постоянно восклицала:
– Муж меня ругать станет.
Но Владимир весьма равнодушно отнесся к потере золота с камнями, только спокойно обронил, услышав малоприятное известие:
– Ерунда, главное, все живы и здоровы.
Осенью Владимир Семенович уехал в командировку на десять дней. Когда он вернулся, дома был лишь Петя с Ниной. Миша невесть где подцепил скарлатину и был отправлен в больницу. Домой мальчик вернулся только в начале октября, инфекция дала осложнение.
Нина замолчала и посмотрела на меня.
– Поняла?
– Нет, – честно призналась я.
Старушка усмехнулась:
– Так я и думала. Драгоценности никто не крал. Стекло разбила я, чтобы посторонним стало понятно: в избе поработали воры. Дорогие украшения были отданы врачу, который «обменял» мальчиков. Уж как Вера обнаружила, где спрятан Юра, и как ей удалось договориться с теми, кто его там держал, не знаю. Тайну она унесла в могилу. Вот местонахождение клиники могу назвать – поселок Гопаково, это на границе с Тульской областью. Там больница, сумасшедший дом и психоневрологический интернат, скорбное место. Вера взяла Мишу, одела его, как сейчас помню, в темно-синюю куртку, такого же цвета шапочку и теплые штанишки. На ногах у малыша были ботинки со шнурками, черные. Нарядив сына, Попова уехала в Москву, Нина осталась с Петей. Когда домработница, взяв младшенького, пришла в местный магазинчик за спичками, продавщица удивилась:
– Чегой-то он один? Где ж его брательник? Они завсегда вместе.
– Мишу к ортопеду отправили, – пояснила Нина, – плоскостопие у него вроде нашли, надо специальные туфли заказать.
– А вы и в сентябре тут, – не успокаивалась торгашка, – обычно ж в конце августа съезжаете!
– Когда похолодает совсем, тогда и тронемся, – пообещала Нина, – хозяин в командировку укатил, а нам на воздухе с дитями лучше, ну пропустят в школе недельку, не беда, здоровье дороже.
Вечером Вера вернулась в село с малышом, одетым в темно-синюю куртку, такого же цвета шапочку, теплые штанишки и черные ботинки со шнурками. Только это уже был Юра.