Любимый цветок фараона
Шрифт:
Аббас отвернулся. Сусанна уставилась на грязный пол. Ведь не поднимет. Мать будет ползать! И она сама подняла его ложку, захватила свою и пошла на кухню. К счастью или несчастью, мадам Газии там не было. Она вымыла ложки и вернулась в столовую с влажной губкой. Ну и смотри на меня сверху вниз. Ты, небось, даже не пылесосил никогда! А ты, Суслик, будто дома убираешь квартиру… Это в гостях строишь из себя… Никого я не строю. Просто не хочу, чтобы мадам Газия лишний раз поминала меня нехорошими словами.
Аббас вернул мороженое в морозилку и уставился на нее, ополаскивающую
— Что он еще тебе сказал?
— Объяснил, почему вы удивились, увидев меня. Неужели я так похожа на ту девушку?
— На какую девушку?
Слушай, может хватит играть? Или ты, как пойманный вор, прежде чем открыть рот, пытаешься выяснить, многое ли менту уже известно?
— Ту, с которой он пытался встречаться в шестнадцать…
Да, да, отличная формулировка. Браво, Суслик! Вряд ли в шестнадцать мальчики действительно любят девочек. Судя по одноклассникам, им нужна от них немного другая любовь!
— Идиот…
Аббас тряхнул головой и так резко шагнул к раковине, что Сусанна успела испугаться.
— Раз он так со мной, то и я с ним церемониться не буду! — Многообещающее начало, мистер Газия. — Я тебе сейчас покажу, на кого ты похожа!
4.9 "Аббас раскрывает карты"
Господи, что так кричать-то! И можно чуть поласковее?! Ваш братик даже в нирване тащил меня в гробницу куда нежнее, чем вы через ковер гостиной непонятно куда! В библиотеку, кажется… Шкафы с книгами до самого потолка. Если Реза все их прочел, то точно, нафига ему школа… Огромный стол, портрет над ним — небось, прадеда в соломенной шляпе…
— Вот!
Хорошо, что Аббас развернул ее за плечи и не убрал рук. Сколько у них статуй?! Тоже из золота, тоже в полный рост… Нет, не увидь она себя в зеркале с боевой раскраской, ни в жизни не признала б в ней себя. Но раз Аббас говорит, что похожа, то так оно и есть. Только что держит статую на месте — она прикручена к стене или зажата шкафами?
— Трудно признать, да?
Аббас отконвоировал ее до низкого старого дивана с резными ручками, а сам направился к столу. Ящик выехал с противным скрежетом, и Аббас вернулся к ней с ворохом бумаг. Толстые листы, тонкие, вырванные из тетрадей в линейку… Все они рассыпались по ее коленям, и со всех них смотрело ее лицо. Выходит, Реза не нарисовал для нее прическу, он принес один из этих рисунков.
— Ты не думай, что это моделирование с мумии. Мумии никакой не было. Реза просто убрал египетскую стандартизацию и придал лицу черты… — Аббас на секунду замолчал, совсем так, как на гостиничном балконе. — В общем, он нарисовал тот образ, который ему нравился. И…
Аббас поправил листы и присел на диван.
— Я не знаю, куда зашла его откровенность с тобой, и сколько он рассказал про свою болезнь. У Резы много разных отклонений, и его отец говорил, что это такая терапия — повторять рисунки, переписывать тексты по сто раз… Ну вот, он и рисовал эту египтянку тысячи раз. Когда ящик переполнялся, мать просто выкидывала рисунки, но он заполнял его заново…
Аббас сгреб рисунки и вернул их в ящик стола.
— Знаешь, временами он кажется совершенно нормальным, — продолжил Аббас уже из кресла. — Он действительно мотается по миру и известен во всех мировых музеях… Он создает действительно красивые вещи… Но это, похоже, дается ему с большим трудом, и дома он срывается… И… Этот подонок подсадил его на героин. После всего, что Реза сделал для его сестры…
Аббас говорил медленно — для нее ли, чтобы увериться, что она его понимает, или для себя самого, потому что слова причиняли ему боль. И Сусанна смогла даже вставить слово в слишком уж длинную паузу, чтобы Аббас успокоился и прекратил неприятный для обоих разговор.
— Это брат Сельмы, да? Я видела ее в кафе, и о брате Реза мне рассказывал.
— О нем. Знаешь, — Аббас вышел из-за стола. — Давай я отвезу тебя в отель, и ты постараешься забыть Резу. Я понимаю, что это трудно сделать, но… Так будет лучше. Я действительно не знаю, что у него на уме относительно тебя, но чтобы это ни было, тебе лучше держаться от него подальше. Он конченный человек. Когда- нибудь, и это будет очень скоро, он вколет себе слишком много. Мы с матерью смирились, и она не разрешает лечить его насильно. Она говорит, что так ему будет лучше. А тебе будет лучше подальше от него. Думаю, ты уже сама поняла это, так ведь?
Сусанна кивнула и поднялась с дивана, стараясь не смотреть на золотую статую. Француженка, блин… Каким бы сумасшедшим мистер Атертон ни был, но влюбиться в статую он не мог. В отеле он на ходу придумывал для нее сказку, чтобы не сильно обидеть отказом спать с ней. Ну совсем не обидел, совсем…
К горлу подступили слезы, и Сусанна с трудом смогла сказать Аббасу про паспорт, после чего он с такой силой шарахнул кулаком по столу, что статуя чудом осталась в вертикальном положении, а сама Сусанна подпрыгнула.
— Ты уверена, что выронила его?
— Я не знаю, — пролепетала Сусанна. — Знаю только, что у меня его нет. Собственно я и согласилась с ним ехать, потому что Реза обещал после фотосессии вернуть мне паспорт.
— Вот и говори теперь, что он нормальный!
Сусанна замотала головой.
— Пойдем поищем твой паспорт, — предложил Аббас и перевернул, кажется, всю спальню, заглянул и в тумбочки, и под кровать, и в шкаф. — Спрятал, козел! Но ничего, ты главное не нервничай. Реза после приступов всегда смирный ягненок. Я из него вытрясу твой паспорт и отвезу тебя в гостиницу. Договорились?
Сусанна кивнула.
— Можешь пока собрать вещи, а я попрошу мать поторопиться с ужином.
Сусанна быстро кинула сарафан в чемодан. Собственно ничего больше она и не доставала. Только телефон. С ним она подошла к комоду, на который аккуратно положила ожерелье. Неужели то самое? Детская память отказывалась вспоминать. И все равно она решила сфотографировать ожерелье на память — раз оно аутентично, то Нен-Нуфер точно будет его носить. А серьги? Сусанна потрясла головой. Ее гвоздики остались в гробнице. За вычетом ее страха, равнозначный обмен!