Любимый ястреб дома Аббаса
Шрифт:
Он хотел — кажется, впервые, — попросить меня о чем-то. Попросить для себя.
— Да, скажи это, — негромко подсказал я.
— Я более двадцати лет на войне, — с усилием просипел, наконец, он. — И, говоря с вами, я часто думал: вот этот человек, если уцелеет, может уехать туда, где… Где… А я это место не увижу никогда. А жаль.
— Какое место? — подтолкнул его я.
— Великая империя, господин, — вздохнул он наконец. — Каналы и реки. Дворцы среди садов Чанъани. Шелк. Зачем мне быть генералом еще одной армии? Лучше я простым конюхом увижу хоть раз волшебную страну…
Тут в моих ушах зазвучал нежный вздох струн множества циней императорского оркестра, и я замолчал надолго, улегшись на подушки. А потом снова повернулся влево:
— Простым конюхом? Скажи, Юкук, а мог бы ты выучить
— Не пару сотен, а побольше, — мгновенно отозвался он. — Я знаю семь языков. Когда был юношей, учил их вообще без труда. Потому и попал в барид — туда берут… брали людей с особыми способностями.
Семь языков? Тут я понял, что моя маленькая идея возникла не напрасно. И начал ее излагать:
— Сейчас я поеду домой. С провожатыми, конечно, — и тут ты мне бы пригодился. Ехать надо через Мерв, так что придется быть осторожным. А далее… Да, в конце концов я вернусь в Чанъань. Но не сразу. Потому что сейчас, когда моя работа закончена, я снова поеду в Мерв. У меня там осталось дело. Мое, личное, дело. Я буду тратить на него свои деньги. И мне потребуются помощники. Вот тебе мое предложение, Юкук. Ты помогаешь мне найти ее. И вернуть в Самарканд, так, как мы уже говорили. Все сначала, Юкук.
А потом ты едешь, со мной или без меня, в Чанъань, в наш торговый дом в имперской столице. И не простым конюхом. И не бедным человеком. Потому что ты, хотя и уедешь в империю, до того получишь домик в Самарканде. На склоне холма. Сотни огоньков будут загораться перед твоим окном по вечерам, на противоположном склоне, и качаться в черной воде канала далеко внизу. Это не хуже Чанъани. Соглашайся, Юкук.
— Эта женщина… — совсем тихо сказал он, как в тот, первый раз в Мерве.
— Ты не успел узнать, что я вообще-то очень упорный человек? Я могу временно отступить — но ничего не забываю. Я вернусь, я найду ее, — негромко подтвердил я.
Юкук долго смотрел на меня, и в глазах его, как мне показалось, была грусть. А потом он медленно кивнул.
ГЛАВА 20
Богом данный
— Вот и наш любимый Ястреб дома Аббаса, а я только начал размышлять — с кем бы мне пообедать? — такими словами встретил меня свежий и розовощекий Бармак среди гудящего от десятков людей бывшего дворца эмира Куфы. — Помните, как вы ели в ту нашу первую встречу в Мерве — сдержанно, с достоинством, изящно, но — в исключительных количествах. Просто радостно было смотреть. Я предлагаю вот что: поскольку сейчас весна, то — суп из молоденькой, знаете ли, козлятины, зеленый такой от свежей травки. И я помню, вы как-то упомянули там, на Загросе, засахаренные фрукты из Дамаска — так я все время держу для вас небольшой запас, самых-самых разных. Айва, палестинские яблочки, финики из Джерида и даже засахаренная смородина. Все в отдельных корзиночках из папируса. Вам это сейчас надо есть, есть, есть. И не придется никуда идти, все принесут сюда. А если будете сопротивляться, то я отправлю вас обедать к одному нашему общему знакомому — он только что уселся за еду, и вы об этом пожалеете. Это невкусно. Он даже сладкого не любит. Кстати, у нас тут был с ним разговорчик — он считал, что название вашего города, Са-Мар-канд, означает «сладкий плод». А я его расстроил, заявив, что на древнем языке индских народов смысл совсем, совсем другой: «место битвы». Давно забытой…
— Боже мой, Бармак, — мучительно сморщился я, — да когда же это кончится, как бы сделать, чтобы больше никаких ваших проклятых битв, а только одни сладкие плоды?
— А вот об этом вы с нашим победителем сами и поговорите. Но учтите, что он сейчас зол на весь мир. К нему идут и идут за наградой. Знаете, сколько оказалось героев… Один такой герой пришел раз — и Мансур наскреб ему денег, пришел два — и он снова не смог отказать. Но вы же знаете, сколько можно получить от Мансура, даже когда он относительно добр. И, представьте себе, тот человек посчитал деньги, запечалился и пришел в третий раз. «Ну, и зачем опять пожаловал?» — любезно поприветствовал его наш общий друг. «Чтобы узнать у тебя молитву, о которой ты упоминал», — отвечал тот, уже понимая, что перестарался. «Не трудись, толку от нее мало — я вот просил у Бога, чтобы тебя в ближайшее время не видеть, но он меня не услышал», — отвечал ему Мансур. Вот так-то, дружочек. Вы не из тех, кто совершит такую ошибку, чтобы получить от Мансура, например, деньги, вы сначала ему их сами предложите… Дайте-ка я ему вас покажу — он будет рад, не сомневайтесь. Вот здесь, за поворотом. Ах, как неудачно — он сидит спиной… Ладно, он за вами позже пошлет, не сомневайтесь.
В дверном проеме я лишь мельком увидел сидевшего напротив Мансура на почетном молитвенном коврике, перед блюдами и мисками, небольшого аккуратного человека средних лет с прямой спиной, серыми глазами и благообразной светлой бородкой. На щеках его горели красные пятна, и вообще он выглядел оскорбленным и несчастным, хотя и старался не показывать вида.
— Смотрите и запоминайте, Маниах, — шепотом сказал Бармак, беря меня за плечи и уводя от обеденной комнаты. — Вы видите самого Бухтишу, который держит в руках нити наших жизней, или, по крайней мере, хорошо видит эти нити. Причем вы видите его в трудный миг его жизни. Потому что целителю только что сообщили, что за столом Мансура вина не подают. Представьте, он начал было объяснять: он — поклонник учения Исы, учение это гласит, что вино — это символ крови божьей, оно вдобавок очень полезно в медицинском смысле — для бега крови и усвоения еды, и вообще он ни разу в жизни не садился за стол без вина. На известного вам человека это не произвело ровным счетом никакого впечатления…
— И что же великий целитель теперь будет делать? — поинтересовался я.
— Что ему остается… Начать рассказывать Мансуру о лечебных свойствах воды из Тигра, если он совсем не лишился ума. А для вас, Маниах, у меня кувшинчик неплохого вина найдется, оно вам сейчас нужно… Кстати, вы только что видели человека, который вас в известном смысле спас, — это ведь Бухтишу осоветовал армейскому коновалу у Заба кормить вас гранатами, поить по капельке вином и травяными настоями. Сам написал несколько строчек о том, что вам давать и когда давать…
— Это что — меня, получается, лечил сам Бухтишу? — остановился я, — Теперь мне гарантирована чуть ли не вечная жизнь.
— Это сильное преувеличение, мой дружочек, да, весьма сильное, — покачал головой Бармак. — Мне, по крайней мере, великий целитель ничего подобного не обещает, даже за все сокровища и всех верблюдов Балха. А обещает нечто совсем иное. Этот пульс неправильный, тут скрипы и хрипы… Вечной жизни, знаете ли, не бывает, так что… А дайте-ка я прочту вам один очаровательнейший кусочек, он у меня тут, за пазухой… Вот: «однажды, проходя мимо кладбища, халиф Омар попросил своих сопровождающих подождать его за оградой. Они видели, как тот стоит над могилами, и губы его шевелятся. Что же ты говорил там, о повелитель правоверных, спросили его, и что услышал в ответ? И сказал Омар: я шел между могилами тех, кого я любил, и повторял их имена, но они не отвечали мне. И тут земля позвала меня и сказала: Омар, знаешь ли ты, кто я? Я — то, что стирает красоту с лиц, срывает лоскутья кожи, рассыпает веером кости ладоней. Досказав это, Омар плакал почти до потери сознания. И не столь много дней осталось до того, как он отправился в свою могилу». М-да. А интересно, Маниах, было бы переродиться в следующей жизни в какую-нибудь животину из теплых лесов, где много ручьев и растут фрукты и орехи на каждой ветви… Вы ведь скоро отправляетесь домой? — неожиданно завершил Бармак свою речь.
— Хм, как это вы догадались, — без малейшей улыбки отвечал я.
— Одной из радостей моего положения остается то, что я по большей части имею дело с умными людьми. А вы, Маниах, доставили мне подобной радости больше, чем многие и многие. Вы отлично, просто отлично сработали — теперь осталось поставить в деле точку… и у вас через несколько дней будет для этого прекрасная возможность… и затем, конечно же, отправляться домой. Да вы уже сами все правильно поняли.
Точку — как, видимо, знал заранее Бармак, — я действительно смог поставить уже через несколько дней. Потому что Мансур, казначей дома Аббаса, как мне и было обещано, послал за мной, — и курьер без предисловий сообщил, что мы с братом повелителя правоверных отправляемся в путешествие. Небольшое, добавил он.