Любит ли Бог котят?
Шрифт:
– Я это всё знаю, Серёж. Но не по мне это - сидеть, ждать с моря погоды. Будем бить врага лицом к лицу, в режиме разведки боем. Всё нормально будет. А насчёт Маринки ты прав, она, если честно, сильно изменилась и, мне кажется, в лучшую сторону. Загорелась прям от этой работы, какие-то у неё новые интересы, цели, как из клетки вырвалась. Я её прям даже не узнаю немного. Да и то верно, что там она в гарнизоне видела - одно и то же целый день. А тут прям глаза сияют.
– У меня, помнится, у первой жены глаза сияли, когда на работу вышла, хе-хе. А потом выяснилось, что там не у одной неё, у начальника тоже глаза сияли.
– Ты считаешь, что она способна мне изменить?
– Да, я к слову просто, - смутился Веселов.
– Маринка у тебя святая. Но я вообще просто. Мы все люди, ты же знаешь, как это бывает - сердцу не прикажешь.
– Ну, понять-то я её пойму, если что, - сказал Сородичев медленно, словно взвешивая каждое слово.
– Она молодая, красивая, у неё всё впереди, а тут муж безработный калека с поехавшей крышей и, как говорит мой персональный мозгоправ, посттравматическим синдромом... Но предательство простить не смог бы. Если ты с кем-то по жизни, то умри, но верность храни. А любовь - не любовь. Вон, ты, когда мы с Маринкой познакомились, тоже сох по ней, если помнишь, но друзьями это нам не помешало остаться...
– Так, товарищ капитан, что-то ты совсем себя в землю зарыл, и крестик сверху прилаживаешь, - возмущённо махнул рукой Веселов.
– Насколько я знаю, ты - легендарный командир разведки Харитон Петрович Сородичев, гроза духов и смазливый сукин сын, по которому медсёстры всех госпиталей юга России сохнут, хотя и исключительно безответно! Тебя по кускам сшивали. Когда я врачам в госпитале сказал, что ты своим ходом в часть пришёл в таком состоянии, они меня чуть самого в психушку не укатали. Говорят, "с такими ранениями человек и ста метров пройти не сможет". А я им говорю, это не человек, это командир группы Ночных Демонов, сам Бог Войны, то есть, ну или полубог, как минимум! А ты тут мне что-то рассказываешь... Не хочу даже слышать!
– Ты прав, Серёг, извини. Что-то сдал я мальца. Ребята мои из головы не выходят. Недавно, вдруг, как громом по башке шарахнуло, вспомнил, как каждый из них погиб. Прям в деталях, как в цветном кино... Маринку напугал. Она на меня, иногда, смотрит, как на психа...
– Брось, Тош. Нет твоей вины в их смерти. Ты сделал всё что мог и всё что должен, я в этом уверен. А насчёт психа... я не хотел спрашивать, но раз ты сам эту тему поднял. Там тётка у вас на комиссии была в лечебнице. Я её немного знаю, так получилось, что сына её из плена спас. Ну, как бы приложила руку к твоей выписке немного. О чём я не хотел тебе рассказывать, но она говорит, что ты там ей работу не облегчал. По её словам, ты особо сам своё здоровье не веришь. Я ей сказал, что бред полный, конечно, но всё-таки у тебя хотел этот момент уточнить. А то не нравится мне твое настроение, да еще и таблетки эти, что ты просил...
– С таблетками покончено, - сказал Харитон.
– Это была слабость, а не помощь, я уже понял. А насчёт здоровья психического... Я, Серёг, тебе не говорил. Но помню, как Степарина убил. Гибель группы - это его рук дело. И не в абстрактном смысле. Было что-то конкретное, не могу вспомнить, что именно. Но помню, момент, когда я на него бросился, я себя уже не контролировал. Реально какой-то сдвиг по фазе был, музыка заиграла в голове, трясти всего начало...как припадок, блин... И я не уверен, что он не повторится...
– Харитон, в тебе осколков было, как в арбузе семечек! Плюс контузия! Хорошо, что весь хор архангелов с трубами и Аллахом во главе не привиделся! Музыка... это ни о чём не говорит. Нормальнее всех нормальных ты, а про здоровье я вообще молчу, любых молодых уделаешь. По поводу Степарина там ничего сказать не могу, гнида он, конечно, редкостная, но по тому рейду ничего неизвестно. О нём вообще информация засекречена, слухи были, что за какой-то крупной дичью вас послали... про подкрепление от вас, вроде, запроса не было... а потом ты пришёл. Но то, что Степарин, как тебя увидел, бледнее мела стал, это все видели. Кто-то почувствовал, говорят, пытались остановить тебя, но куда им... свернул ты ему шею, как курице, пока они чухались...
– Не ради меня, Серёг, но ради памяти ребят моих, надо узнать, что случилось там... если я сам вспомню, лучше всего будет, но хорошо бы, если бы ребята наши покопали, поразнюхивали бы у особистов.
– Это без вопросов. Я сразу пообщался на этот счёт. Да и ребята сами не бросят это дело. Там полфронта тебе жизнью обязаны. Ты для них не кто-то там... за Сородичева всегда зубами рвать будут... да ты знаешь сам...
– Спасибо, Серёг. Мне это очень важно, - Харитон с благодарностью сжал руку Веселова здоровой рукой.
Разговор их был прерван подбежавшим Мишкой, с ног до головы забрызганном грязью.
– Пап, дядь Серёж, а мы на карусели пойдём?
– лицо его разрумянилось и светилось неподдельным счастьем.
– Нее, Михаил Харитоныч, дяде Серёже уже на работу надо, - Веселов потрепал мальчишку по голове и поднялся со скамейки.
– Ладно, Харитош, я побегу, а то у меня комиссия завтра приезжает, инвентаризацию учинять. А ты давай держись, всё будет у нас архи-классно, как говаривал дедушка Ленин.
– Давай, Серёг! Всё нормально будет, - они коротко обнялись, и Веселов, подмигнув Мишке, зашагал к выходу из парка.
– Пап, а мы на карусель пойдём?
– задергал его за руку сын.
– А мороженное купим?
– На карусель пойдем, если она работает сегодня, а вот для мороженного холодновато уже, да и обедать скоро, аппетит перебьёшь.
– А дядя Серёжа мне всегда покупает, - разочарованно протянул Мишка.
– И часто вы с дядей Серёжей на карусели ходили, пока меня не было?
– спросил Сородичев. - Да. Часто. Всё время!
– ответил Мишка.