Любить Нельзя Забыть
Шрифт:
Каникулы закончились и начались рабочие будни в школе.
Олег прислал сообщение: «Любимая, сегодня вечером вылетаем в Москву». Далее следовало невероятное количество сердечек и длинный текст о том, с каким нетерпением он ждёт нашей новой встречи. Мне нравилось, что всё это время тему секса мы обходили стороной, точнее, Олег, чувствуя моё нежелание обсуждать её в переписке, деликатно ограничивался романтичными фразами и милыми картинками. Но даже на расстоянии в несколько тысяч километров, я чувствовала его страсть.
Беспокойство охватило меня на следующий день, когда больше сообщений от него я не получала. Весь вечер я не находила себе места и от волнения долго не могла уснуть. В школе я практически не выпускала из рук телефон (за исключением уроков) вздрагивая от каждой
Где же ты, мой мальчик?!
Я находилась в подавленном настроении, и все мои мысли крутились исключительно вокруг Олега. Сосредоточиться на работе стоило невероятных усилий. Немного меня отпустило, когда я обратила внимание на то, как спокойно и непринуждённо вела себя Ольга Леонидовна в школе. На её лице не читалось никаких признаков печали. Конечно, спросить о том, где сейчас её племянник и что с ним — я ни за что бы не решилась.
Это случилось на восьмой день, как Олег перестал выходить на связь.
После окончания второй смены, большинство преподавателей собрались в конференц-зале. Я практически не слушала о чём вела речь директрисса — тем более, что обсуждаемые вопросы не касались лично меня, а в основном затрагивали проблемы старших классов. Когда все стали расходиться, ко мне подошла Ольга Леонидовна и попросила зайти к ней в кабинет.
Я немного мандражировала, поднимаясь на второй этаж, хотя была уверена, что разговор, скорее всего, пойдёт об итогах моей работы. Но моя уверенность рассыпалась как карточный домик, когда постучав в дверь и войдя в кабинет, я увидела выражение её лица. Ольга Леонидовна стояла возле окна, и не мигая, без тени улыбки, смотрела на меня.
Она всё знала.
И как в подтверждение моей страшной догадки, тихо произнесла:
— Анна Аркадьевна, наша семья знает про вас и Олега.
Мои ноги подкосились, а голова закружилась. Я точно бы рухнула на пол, если б Ольга Леонидовна не предложила мне сесть, видя мою реакцию.
Я сидела на стуле сгорбившись, крепко сжимая ладони, не смея поднять на неё глаза.
— Мой брат, отец Олега, лично хотел поговорить с вами, но я его отговорила. Кто, как не женщины могут лучше всего понять друг друга, правда?
— Простите меня, — еле смогла выдавить я. — Простите… я…
— Анна, пожалуйста, успокойтесь, поверьте, я не желаю вам ничего плохого. Но сначала говорить буду я, вы не против?
Я кивнула.
— Вы мне всегда нравились, Анна. С самого первого дня. В вас есть редкие для современного человека качества — наивность, доброта, порядочность… На неподдельный интерес Олега к вам, я сразу обратила внимание. Но я ошиблась, полагая, что это так и останется лишь интересом… Я не знаю, поощряли вы его или нет… — на этих словах я вскинула голову в немом протесте. — Теперь же вижу, что Олег говорил правду, когда настаивал на том, что это ОН вас преследовал, а вы сопротивлялись. Но всё зашло слишком далеко, Анна. Про неподобающее поведение педагога я говорить не буду — это не имеет отношение к нашей сложившейся ситуации, я не ханжа, хотя, думаю, вы и сами, как здравомыслящий человек, должны понимать, что совершали большой проступок, когда вступали в связь с несовершеннолетним учеником. Вы не должны были поддаваться чувствам! Но Олег влюблён в вас. По — настоящему влюблён. Я верю в его искренность, так как очень хорошо знаю своего мальчика. Но он слишком упрямый — он не отступит от вас. Он отказывается ехать в Швейцарию и…
— Но я никогда не отговаривала его от этого!
— Знаю. И поэтому, первая, отступить должны вы. Он упрямый, но очень гордый. Скажите ему, что любите другого, что решили вернуться к мужу. Убедительно скажите и он поверит… — Она выдержала паузу. — Не ломайте мальчику жизнь, Анна.
Я молчала. Я уже знала, что поступлю именно так, как она об этом просит. Я лишь спросила:
— Где он?
— Мы решили оставить его ещё на одну неделю в Доминикане. Сейчас он у родственников в Москве,
«Почему?!?» — хотелось крикнуть, но я молчала.
Я сидела на краешке стула, словно придавленная тяжёлой бетонной плитой. Стыд, страх и боль бешеной воронкой закручивались в моей душе…
«А что я ожидала, хэпиэнда?! Они были счастливы и умерли в один день?!»
Наконец, я смогла взять себя в руки. Я выпрямила спину и посмотрела на Ольгу Леонидовну.
— Я сделаю всё, как вы скажете. Простите меня ещё раз. Знаю, что мне нет оправдания, но единственное, что я хотела бы сказать, это то… это то, что я тоже люблю Олега. Очень люблю… Я могу идти?
Я встала и, слегка качнувшись, сделала шаг к двери.
— Постойте, Анна! Погодите. Прошу вас. Сядьте.
Я снова села на стул. Ольга Леонидовна подошла ко мне и опустилась рядом. Она взяла мои дрожащие руки в свои, и глядя мне в глаза, сказала:
— Анна, я хочу вам рассказать одну историю. Это было очень давно… После тяжёлого развода, я устроилась учителем литературы и русского языка в вечернюю школу рабочей молодёжи. Мне было двадцать восемь лет. По советским меркам — взрослая женщина, ещё и разведёнка… Всем моим ученикам было по восемнадцать — двадцать, не больше: кто-то работал и учился, а кто-то бросив среднюю школу, пришёл доучиваться ради высшего образования. В моём классе, выделялся один юноша — на первый взгляд оболтус и хулиган, но мы как — то быстро нашли с ним общий язык. Он на удивление оказался начитанным и глубоким человеком, несмотря на то, что рос в неблагополучной среде: родители периодически пили, а младший брат жил в интернате. Ему рано пришлось повзрослеть. Он бросил среднюю школу и устроился на завод, чтобы работать и помогать семье, но потом, всё же, решил окончить десятилетку. Я сначала не придавала значение его повышенному вниманию к себе: слишком часто он провожал меня после работы, мол, поздно, Ольга Леонидовна, а вы красивая — вдруг кто нападёт? Я лишь смеялась, но разрешала. После развода мне было особенно одиноко, да и, честно говоря, страшновато возвращаться поздно одной — школа то вечерняя. И я не заметила, как влюбилась в собственного ученика! А вскоре, он сам признался мне в любви. Так начался наш роман. Его не смущала ни девятилетняя разница в возрасте, ни мой недавний развод. А я… а я была безумно влюблена, несмотря на его юность. Мы не чувствовали эту разницу, находясь, как сейчас говорят, на одной волне. Он снова бросил школу, объясняя это тем, что не хочет быть моим учеником, а хочет быть только моим мужем. — Ольга Леонидовна грустно улыбнулась. — Он устроился на завод в две смены, чтобы заработать на шикарную, как он сам говорил, свадьбу, в сто раз лучше, чем была моя первая, и клятвенно пообещал доучиться, если я дам согласие стать его женой. Я согласилась. А потом… потом его забрали в армию. Тогда шла Афганская война, и через три месяца службы его отправили в Кабул. А ещё через месяц его убили. Как я потом узнала, от его товарища, они попали в засаду. Мой любимый ценой своей жизни спас почти весь взвод. Груз двести — вот что я получила вместо жениха. А ещё — письмо, которое он успел написать мне в день своей гибели. Ему было всего двадцать лет…
Слёзы текли по моему лицу, когда я слушала откровение Ольги Леонидовны, хотя выглядела она спокойной. И лишь пульсирующая на виске жилка, говорила о том, как тяжело даются ей эти воспоминания.
— Знаете, Анна, какое самое страшное слово? Никогда. Ты никогда не сможешь больше коснуться, ощутить, почувствовать любимого человека… Я тоже умерла, тогда с ним, на той проклятой войне. Только умирала я медленно, от горя. Моя психика уничтожала меня физически, и лишь во снах, я снова могла быть рядом с ним… Я выпила большую дозу снотворных таблеток. Меня спас Сергей, мой брат, который, в тот день, решил зайти ко мне домой. Меня откачали. Брат смог вытащить меня из жутчайшей депрессии: нашёл грамотного врача — психиатра, отправил в лучший крымский санаторий, заставил снова выйти на работу — уже в обычную школу. А когда родился Олежка — я снова ощутила вкус к жизни.