Любить немодно
Шрифт:
– В каких – «таких»?
– Что-что, прости?
– Вы сказали, не приходить в школу в таких нарядах. В каких – «таких»?
– Эм-м… – горло прочищает. – В… в таких.
– В каких? – выжидающе выгибаю бровь, а Раиса Павловна, очевидно жалея, что вызвалась проводить меня до кабинета, терпеливо вздыхает и поджимает, выкрашенные в ярко-персиковый, губы. Кажется, такой цвет был в моде года три назад.
– В таких – скажем так, – вульгарных нарядах. Понимаешь о чём я? У нас нет официальной школьной формы, но есть определённые требования к внешнему виду учеников. И, да… твой макияж – тоже явный перебор. – Скупо улыбается, демонстрируя огромные передние зубы, и распахивает передо мной дверь кабинета.
Вот терпеть не могу такие моменты. Будто и не шло в классе шумного обсуждения чего-то там. Будто какой-то парень у доски с мелом в руках и не решал какой-то там пример. Будто не новенькая ученица в мини, а какая-то там завуч, появившаяся в дверях, поспособствовала гробовой тишине наступившей в кабинете. Вот только… все смотрят на ученицу, а не на завуча, и теперь, пожалуй, я готова согласиться с тем, что мой внешний вид слегка не укладывается в рамки школьных стереотипов.
Откуда вообще всех этих мышей понабирали?
Никто не слышал, что такое помада? Тушь для ресниц? Нет?..
Боже… всё ещё хуже, чем я себе представляла.
– Класс! Это Кристина Маркова – ваша новая одноклассница! – обводя учеников взглядом, сообщает Раиса Павловна, мягко похлопывая меня по плечу. – Кристина, это 11 «А».
Приятно познакомиться.
– Продолжайте урок, – дверь хлопает позади завуча, а такое чувство, что мне кто-то крепкий, невидимый подзатыльник отвесил.
– Тишина!
Следовало ожидать, что оставшееся до звонка время мы не будем решать математические задачки.
– Класс! Тишина! Чего расшумелись?
Следовало быть готовой к тому, что Раиса Павловна, ещё будучи на пороге кабинета, как бы невзначай обронит, откуда я приехала и последующие пятнадцать минут мои новые одноклассники, а также учитель математики займутся ничем иным, как расспросами меня о Штатах.
– Можно мне уже сесть на место? – интересуюсь, обрисовав картину своей жизни в общих чертах, разумеется, и словом не обмолвившись о папочке-предателе и о теперешней бедности моей семьи.
– А, да-да, – кивает мне Иосиф какой-то там, пробегаясь взглядом по классу. – Садись с Женей Карасёвой. Вон там – левый ряд, третья парта.
Пересекаюсь взглядами с той самой Женей Карасевой, которая приветливо мне улыбается и смотрит широко распахнутыми глазами сквозь стёкла толстых очков, отворачиваюсь, и вновь смотрю на учителя.
– Я хочу сидеть там, – произношу без единой эмоции в голосе и указываю рукой на последнюю парту на среднем ряду.
Учитель мешкает с ответом:
– Но… но там ведь никто не сидит.
– И это отлично! – поднимаю к верху большой палец и ободрительно улыбаюсь.
Пока прохожу по проходу к парте, которую выбрала, слышу, как-то из мальчишек свистит, за что тут же получает нагоняй от Иосифа… пф-ф… Яновича что ли, а я ловлю на себе взгляды девчонок, у которых, судя по кислым лицам, новая одноклассница восторга не вызвала.
Что за дискриминация коротких юбок в свободной стране?
И тут слышу:
– Свистят только шлюхам.
Ага.
Круто.
В общем, знакомство с моими новыми одноклассниками не задалось.
А главное что? Верно – мне плевать. Всё, что мне нужно, это парочку месяцев, а если повезёт – недель, продержаться в этом городе, в этой школе, а затем вернуться к своей прежней жизни и забыть всю эту несуразицу, как страшный сон. И да, я верю, что так и будет. Верю, что у папочки проснётся совесть, и он заберёт меня туда, где сейчас находится сам. Ха. Только если его действительно инопланетяне не похитили.
Друзей я тоже заводить не собираюсь. Почему? Потому что у меня уже есть друзья! Настоящие, клёвые друзья, которые, по стечению обстоятельств, просто находятся далеко, и искать им замену не вижу причин. Но, кажется, Женя Карасева посчитала иначе, прилипнув ко мне на всю следующую перемену и даже поинтересовалась (трижды!) не передумала ли я, и не появилось ли у меня желание разделить с ней одну парту.
Нет, ну серьёзно… Я ничего не имею против девчонок вроде неё, а о вкусах вообще не спорят и, уж тем более, презирать человека за то, как он выглядит – последнее дело, но взгляните на неё и на меня. Нам просто судьбой не суждено подружиться, как минимум потому, что у нас не найдётся ни одного общего интереса.
Так что…
– Прости, но я хочу сидеть одна.
– Ладно, – Женя пожимает плечами, поправляет очки, сползающие на кончик носа, одаривает меня дружелюбной улыбкой и удаляется за свою парту.
– Что, Жень, бортанула тебя новенькая? Не по зубам орешек? – посмеиваются девчонки, которых даже разглядывать желания нет.
– Американский орешек!
– Нет, просто она одна хочет сидеть, – без колкости отвечает Женя, и вновь адресует мне улыбку.
Упс. Кажется, я только что скривилась.
– Ага, утешай себя этим. – У одной из девчонок громкий басистый смех. – Посмотри, как её перекосило. Кто она, а кто мы? Таракашки под ногами принцесски. Да, новенькая? Чего уши греешь?
– П-ф-ф… делает вид, что не к ней обращаются.
– Только посмотри на её юбку. А макияж? На панель собралась?
Боже, какие же узкомыслящие дуры.
– Эй, новенькая, кому эсэмэс-ку на своём айфончике строчишь? Своим тупым американским дружкам?
Хохот.
– У меня они хотя бы есть.