Любитель историй
Шрифт:
Десяток огненных лепестков притаившихся в канделябрах
на стенах, сжались, превратившись в искру, но вскоре вновь
разгорелись, вырвав из сумерек глубокие налившиеся
кровью раны на шеи и щеках вошедшего. Громила,
напоминавший гору, поморщился, ощутив неприятное
ощущение. У людей оно называлось болью.
Притронувшись к ране, Сквидли с интересом
прислушался к новому, незнакомому ему чувству,
сковавшему все тело. Как он не старался,
его быстрее, чем он ожидал. Широкие, набухшие язвы стали
разрастаться, внешне походя на коралловые наросты,
покрывающие каменную твердь рифов. Именно таким
рифом сейчас и ощущал себя Призрак. Ослабевший и
обезоруженный, но не желавший покориться странной
природе.
И если бы еще этот юный сопляк писал быстрее и
проникновеннее, все могло сложиться иначе. Но ему было
далеко до Лиджебая Джейсона. Тот умел делать это с
душой, вкладывая в каждую строчку частичку себя,
описывая жизнь так, что никто не смел усомниться в ее
реальности.
Сквидли хорошо помнил те времена, когда он впервые
вступил на эту грешную землю – тогда он чувствовал в себе
целый океан силы. Даже когда Джейсон-старший решил
улизнуть от него и почил с миром на Старом кладбище,
Сквидли питал большие надежды на его потомков, нежели
сейчас.
Время шло, и Призрак лишь слабел. Он словно иссыхал
как сушеная рыбешка, покрываясь багряными рытвинами
неведомой болезни.
День за днем запасы его сущности иссякали. И хотя Рик
продолжал писать, воплощая в жизнь слова и задумки
Призрака, они не производили должного эффекта. Корявые
предложения казались принуждением, повинностью, от
которой хочется поскорей избавиться, а не перечитывать
снова и снова. И в этом таилась главная причина слабости
Сквидли.
Призрак с удовольствием сам взялся бы за перо и
наверняка смог исправить ситуацию, но его тайная природа
не допускала вершить свою собственную судьбу подобным
образом. Он неоднократно пытался творить самостоятельно,
но каждый раз у него получалось изобразить лишь две
параллельные линии. Не более того. Искусство переносить
слова на бумагу - ему было недоступно. Запрет как
врожденное уродство.
Палец разгладил ужасную рытвину язвы, заставив
вырваться наружу целую струйку чернильной жидкости,
которая быстро растеклась по шее, образовав округлую
паутину. Сквидли поморщился, но тут же расхохотался.
Боль вызывала у него не озабоченность, а скорее живой
интерес к чему-то новому, неизведанному.
Затем ему вспомнился визит к Скату. В тот вечер Рик
работал из рук вон плохо, часто отвлекался, пропускал
слова, непростительно обрывал фразы. Именно из-за этого
все пошло не так. Капитан не поверил его словам, повел
себя не так как на страницах книги. Он решил бунтовать,
стал сопротивляться. И Призраку пришлось призывать
плененные души, что потребовало дополнительных усилий.
Сквидли оскалился, будто хищник. Между зубов
показались синильные червоточины. Он сплюнул, оставив
на дощатом полу грязный след, а точнее маслянистую
лужицу.
– Что скажешь, Лиджебай, переиграл ты меня? Нет, не
думаю! Я заставлю твоего сына быть тобой! По крайне мере
ненадолго. Мне много не надо. Он окончательно оживит
меня, укрепит, предаст сил, а затем пусть отправляется к
тебе в гости. Поверь мне! Это произойдет, обязательно
произойдет…
Тень на стене дернулась и, заметавшись из угла в угол,
медленно поползла к полу. Приблизившись к неровной
полосе, она уткнулась в препятствие, устремилась в
обратную сторону, но невидимая клетка оказалась крепче ее
бессмысленых потуг.
Сквидли зашелся гоготом.
– Что Отец, нелегко выбраться из моего мешка? Да, из
такой ловушки вырваться не так-то просто. Можешь даже
не стараться.
Тень резко остановилась прямо в центре стены,
задрожала и стала крутиться, образовав иллюзорный вихрь.
– Напрасно стараешься, вот вы где у меня… Все, все до
единого! – кулак Призрака с силой сжался.
– Слышишь?!
Все до единого, все, кто посмел бросить вызов Фортуне. Не
по зубам она вам. Не по зубам!
Упершись руками в колени говоривший закинул голову
назад и еще долго не мог остановиться от надрывного
смеха.
Тень перестала метаться, превратилась в крохотное пятно,
стала бледнеть, и вскоре растворилась также как ее
отражение на стене.
– Я так и думал, что ты опять струсишь, родич!
Коснувшись одной из язв, Сквидли получил очередную
порцию боли. Тонкая струйка чернил окрасила кожу в
иссиня-черный цвет.
– Не желаю тебя больше видеть. Пошел прочь, Лиджебай!
Дождавшись пока безсловесный пленник обратившись
мошкарой, приобретет вполне привычное очертание
прямых углов и горизонтальных линий столов и стульев,
Призрак продолжил размышлять.
Главной причиной того, что Рик не отличался