Любительский вечер
Шрифт:
— А что такое «Уникум»? — осведомилась Эдна. — Я ведь не знаю.
— Сейчас объясню, — галантно предложил ЧарлиУэлш. — Уникум — это значит единственный в своем жанре, то есть тот, кто исполняет какой-нибудь номер лучше всех других исполнителей. Вот это и есть Уникум.Ясно?
Эдна поспешила уверить Уэлша, что все совершеннопонятно.
— А для большей ясности, — продолжал он, — полюбуйтесь на меня. Я единственный любитель на все амплуа. Сегодня я, например, показываю, как любитель играет бродягу, это куда труднее, чем просто сыграть бродягу, зато тут настоящая игра — это и любительствои искусство. Ясно? Я все могу — от трагического монологадо оперетты и конферанса. На то я Чарли Уэлш, Любитель-Уникум.
И пока чернявый худенький человечек и дороднаябелокурая красавица нежно заливались на сцене, покана смену им выступали со своими номерами другие профессионалы, Чарли Уэлш просвещал Эдну. Он наговорил ей много всякого вздора, но и много такого, что моглопригодиться для воскресного «Интеллидженсера».
— Фью, — присвистнул он. — Их светлость уже охотится за вами. Ваш выход первый. Когда будете на сцене, не обращайте внимания на шум. И непременно доводитеномер до конца.
В эту минуту Эдна почувствовала, что карьера журналистки ее больше не прельщает, ей хотелось толькоодного — бежать отсюда куда глаза глядят. Но директор(он же и режиссер), как страшный великан-людоед издетской сказки, преградил ей путь. Оркестр уже игралпервые такты ее песенки, и шум в зале, как по команде,стих, уступив место выжидательному молчанию.
— Смелей, — шепнула Летти, крепко сжимая руку сестры, а над ухом послышался повелительный окрик Чарли Уэлша:
— Ну, не трусить!
Но ноги Эдны словно приросли к полу, и она бессильно прислонилась к размалеванной кулисе. Оркестрснова заиграл вступление, и какой-то писклявый голос взале пронзительно выкрикнул:
— Загадочная картинка! Где Нэнни?
Публика встретила остроту дружным взрывом смеха,и Эдна еще плотнее прижалась к кулисе. Но тут могучаядлань директора опустилась на ее плечо и вытолкнула ее к рампе. На мгновение из-за кулис показалась мужская рука и пола черного пиджака, и зал, правильно оценив положение, загрохотал от восторга. Рев голосов, шиканье, топот заглушали оркестр, и Эдне показалось, будто смычки беззвучно ходят по струнам. Она не знала, когда вступать, и, встав в позу, подбоченясь, напряженно вслушивалась, стараясь уловить музыку. Зал снова начал бесноваться. Как Эдна узнала впоследствии, публикаохотно прибегала к этому несложному приему, чтобысмущать певцов-любителей.
Но к Эдне уже вернулось присутствие духа. Она видела перед собой весь зал от партера до галерки, виделаморе улыбающихся и искаженных смехом лиц, слышала нарастающие раскаты смеха, и в ней вскипела горячая шотландская кровь. Глядя на усердствовавший, нобезгласный оркестр, она вдруг решилась. Не произносяни звука, она стала шевелить губами, открывать рот, простирала к зрителям руки, раскачивалась из стороныв сторону, делая вид, будто поет. Желая заглушить голоспевицы, зрители зашумели еще сильнее, но Эдна с невозмутимым спокойствием продолжала свою пантомиму.
Казалось, прошли часы; наконец, шутка, видимо, наскучила публике, зрителям захотелось послушать, и ониугомонились. Тут и обнаружилась игра Эдны. Несколькосекунд в зале стояла мертвая тишина, только оркестрпродолжал играть да видно было, как беззвучно шевелились губы Эдны. Тогда зрители поняли все и опять словно с цепи сорвались, — но на сей раз они неистово аплодировали девушке, которая так ловко сумела их провести. Эдна воспользовалась благоприятным моментом, чтобы раскланяться, и, пятясь, скрылась-за кулисы — прямо в объятия Летти.
Самое страшное осталось позади, и весь вечер Эднарасхаживала среди любителей и профессионалов, вступала в разговоры, прислушивалась, наблюдала, стараясьпонять то, что видела, и все запомнить. Чарли Уэлш сопровождал ее в качестве добровольного наставника иангела-хранителя и так исправно выполнял взятые на себя обязанности, что, когда представление окончилось,у Эдны уже было достаточно материала для фельетона.
Но, по уговору, она обязалась выступить дважды, и ейказалось малодушным отступиться от своего намерения.Да и кроме того, как выяснилось назавтра, некоторыевпечатления были чересчур поверхностны и требовалипроверки. Поэтому в субботу Эдна опять явилась в театрсо своей кошелкой и в сопровождении Летти.
Директор, по-видимому, ждал ее. Эдне даже почудилось, что, когда он ее увидел, в глазах у него мелькнуларадость. Он поспешил к ней навстречу, поздоровался,почтительно поклонился, что никак не вязалось с его людоедскими повадками. Когда директор склонился передЭдной в поклоне, стоявший за его спиной Чарли Уэлшмногозначительно подмигнул ей.
Но сюрприз следовал за сюрпризом. Директор попросил Эдну представить его сестре, занимал девушек разговорами и всячески старался проявить любезность. Ондаже предоставил Эдне отдельную уборную, возбудивтем жгучую зависть трех крикливых дам, в обществе которых она переодевалась в первый вечер. Эдна не могла прийти в себя от изумления, но встретившийся ей в коридоре Чарли Уэлш пролил свет на эту загадку.
— Здорово! — приветствовал он ее. — Вы, я вижу, вгору пошли. Царицей бала стали!
Эдна весело улыбнулась.
— Наш-то, — не иначе, как он думает, что вы репортерша. Я чуть не лопнул со смеху, глядя, каким ягненочком он перед вами прикидывается. Ну, а теперь скажитепо совести, начистоту, вы не по этой, не по газетной части работаете?
— Я же рассказывала вам, как меня встретил редактор, — возразила Эдна. И, по совести, это была чистаяправда.
Однако Любитель-Уникум с сомнением покачал головой.
— Мне-то, конечно, наплевать, — заявил он. — Но есливы в самом деле репортерша, тисните несколько строкобо мне, сами знаете, как это делается, для рекламки.А если и не репортерша, что ж, вы и так симпатичная девица. Но что вы не нашего поля ягода — это уж факт.
После выступления Эдны — на этот раз она исполниласвой номер с хладнокровием ветерана — директор возобновил атаку; наговорил ей кучу любезностей и, расплывшись в любезной улыбке, приступил к делу.
— Надеюсь, вы обойдетесь с нами не слишком сурово? — спросил он вкрадчиво. — Не обидите нас, верноведь?
— Ой, что вы! Никогда не соглашусь опять выступить. Даже не уговаривайте, — отвечала Эдна с наигранным простодушием. — Я понимаю, что мой номер понравился, но и не мечтайте меня заполучить. Я, право же,не могу.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — в голосе директора прозвучали прежние грозные нотки.
— Нет, нет, ни за что, — упрямилась Эдна. — Эстрада — слишком большое напряжение для нервов, во всяком случае для моих нервов.
Явно озадаченный директор подозрительно посмотрелна девушку, но настаивать больше не стал.