Люблю секретных агентов
Шрифт:
– Сырая рыба, пояснил Даунфолл. – Самое знаменитое местное блюдо, нечто вроде японского суши или сацими. Только что пойманную рыбу нарезают тонкими ломтиками, посыпают перцем и рубленным луком, а затем в изобилии поливают соком лимонов. Минут через двадцать рыба основательно промариновывается и меняет цвет, становясь белой, как будто её долго и основательно варили, а сочетание лимонного сока, лука и перца гарантирует полную дезинфекцию. Кстати, в России вы едите сырую рыбу?
– В Сибири, – сказала я. – Она называется строганина. Только за
– Ну так как насчёт себиче? – поинтересовался Фрэнк. – Отважитесь попробовать?
– С удовольствием, – ответила я. – Мне вообще нравятся экзотические блюда. – Я даже кенгурятину ела, не говоря уж о лягушачьих лапках, улитках и змеях. Один раз я даже проглотила паука, правда это я сделала на спор.
– Ужас какой! – возмутилась Адела. – Змея – это ещё куда ни шло, но есть пауков – это уже настоящее извращение.
– Но устрицы-то тебе нравятся, – возразила я. – А ведь их вообще едят живыми. Иногда они даже пищат при этом!
– Знаете что, – решительно заявила Адела. – Вы отправляйтесь в ресторан есть сырую рыбу, а мы с Бобчиком решили для начала посетить местное казино.
– Да неужели? Впервые об этом слышу! – удивлённо сказал Бобчик.
Сзади послышался приглушённый звук удара, и я догадалась, что подруга заехала ему локтем в бок. Я посмотрела в зеркальце заднего обзора. Отражающееся в нём лицо Аделы живописно-зверской мимикой пыталось что-то внушить её загрустившему возлюбленному.
– Адела, ради бога! – сказала я по-русски. – Только не надо специально оставлять нас наедине! Кончай устраивать мою личную жизнь. Я уже объяснила тебе всё, что думаю по этому поводу.
На губах подруги заиграла маккиавелиевская улыбка.
– Так вы подбросите нас к казино "Шератон Лима отеля"? – медовым голоском спросила она у Фрэнка по-английски.
– С превеликим удовольствием, – усмехнулся тот.
– Я тебе это припомню, – пообещала я.
– С тебя причитается, – шепнула мне на ушко Адела.
Рыбный ресторан "Исла Бонита" располагался совсем недалеко от Пасео де ла Република, где, перед входом в казино "Шератон Лима отеля", мы высадили Аделу и Бобчика. Мы с Фрэнком разместились под навесом в квадратном внутреннем дворике, украшенном неизменными арками.
Тёмные грубо сколоченные деревянные столы чем-то неуловимо напоминали балконы Лимы. Маленький оливковый официант с припухшими миндалевидными глазками имел типично индейские черты лица. Он постелил передо мной и Фрэнком большие прямоугольные салфетки, на которых была воспроизведена репродукция картины Гогена с пышнотелой гологрудой таитянкой, бёдра которой были обмотаны куском красной материи, а волосы украшала большая белая орхидея.
На салфетки он поставил плоские керамические блюда цвета охры, ловко разложил вокруг них приборы и расставил бокалы для вина и воды.
Себичедействительно оказалось превосходным, хотя на мой вкус в нём было слишком много перца.
Даунфолл щедро подливал мне лёгкое белое вино, и с каждым бокалом и ресторан, и Лима, и обаятельный сероглазый американец казались мне всё более привлекательными.
Действительно, чего я так расстраиваюсь из-за того, что Луис не приехал? Даже если бы он приехал, что бы от этого изменилось? Нас ожидало ещё одно болезненное расставание. Не знаю, было бы оно болезненным для него, но для меня уж точно. В нашей ситуации ничего нельзя было изменить. Он жил и работал в Боготе, а я в Москве.
Не то, чтобы я была против того, чтобы перебраться в другую страну, но только не в Колумбию. Для этого у меня был слишком развит инстинкт самосохранения. Кроме того, Луис и не предлагал мне переехать к нему. Конечно, он приглашал меня в гости, но в его устах это прозвучало скорее, как вежливая фраза при расставании.
Задумавшись, я совсем не слушала, что говорит Фрэнк.
– Эй, очнись! – он поводил рукой у меня перед глазами. – Ты опять заснула?
– Это от вина, – сказала я. – Я не привыкла так много пить.
– Пара бокалов вина – это для тебя много? – удивился Даунфолл.
– Их было больше, чем два, – с пьяной убеждённостью сказала я. – Когда-то я изучала математику.
– Представь себе, я тоже, – усмехнулся Фрэнк. – Я даже умею считать до тысячи.
– Да ну! – восхитилась я. – Я бы сейчас до тысячи точно не досчитала.
– А зачем тебе считать до тысячи? – удивился американец.
– И в самом деле, зачем? – согласилась я. – Пусть бухгалтеры считают.
Небольшой букетик романтичных лазорево-фиолетовых цветов, стоящий в центре стола в испещрённой сеткой причудливых трещинок керамической вазочке, закрывал от меня подбородок Фрэнка. Отблеск цветов превращал светло-серый оттенок его глаз в небесно-голубой.
Сейчас Даунфолл казался мне совсем не таким, как в самолёте. Его самоуверенность, самовлюблённость и внутренняя жёсткость сменились мягким юмором и внутренним покоем. Или таким его сделали мои воспоминания о Луисе?
Решительно, вино и лирические воспоминания настраивали меня на философский лад. Впрочем, точно так же на меня действовали визиты к дантисту. Каждый раз перед посещением зубного врача я всерьёз задумывалась о смысле бытия.
"Объективная реальность не существует", – подумала я. "Есть только наше представление о ней. Сейчас его глаза кажутся голубыми, но лишь потому, что в них отражаются лазоревые цветы. Проецируя на него воспоминания об ушедшим из моей жизни колумбийском полицейском, я занимаюсь самообманом. И что из того? Именно невинный самообман придаёт особую прелесть этой влажной летней ночи, этому маленькому рыбному ресторанчику, затерявшемуся на самом краю Южноамериканского континента. Сознательный самообман не опасен, если уметь, насладившись им, вовремя возвратиться к действительности."