Люблю секретных агентов
Шрифт:
– Ты что, совсем спятила? Зачем ты это сделала? – рявкнула я. – Я вовсе не хочу, чтобы Луис от чего-нибудь терзался!
– Зато я хочу! – упрямо сказала Адела. – Он не имеет права так с тобой обращаться. Ну ничего, теперь пусть помучается. Если бы ты слышала, как он орал! Как будто его резали!
– Странно, – заметила я. – Луис по натуре достаточно уравновешенный человек. За всё время нашего знакомства он кричал всего один раз, да и то из-за того, что на него упал паук-птицеед, а у Луиса с детства арахнофобия. А ты не можешь повторить, что именно он
– Понятия не имею! – пожала плечами Адела. – Да, честно говоря, я и не вслушивалась. Мне просто хотелось разозлить его, а когда я поняла, что он завёлся, как сумасшедший, я просто повесила трубку. Когда люди орут, их больше всего раздражает, если никто не хочет их слушать.
– О господи, – покачала головой я. – Что же мне теперь делать? Может быть, снова позвонить Луису?
– И сказать ему, что ты, надев своё лучшее вечернее платье, отправляешься развлекаться с Фрэнком? – с невинным видом поинтересовалась Адела.
Я бросила на подругу убийственный взгляд.
– Ну, ты змея, – покачала головой я.
– Не спорю, – усмехнулась она.
Арендованный Фрэнком "крайслер" мягко катил по узким грязноватым улицам столицы Перу. Лима оказалась совсем не такой, как я ожидала. Ещё из окна самолёта, пробившего на спуске слой тяжёлых серых облаков, земля Перу показалась мне безжизненной каменистой пустыней. Столица, раскинувшаяся под громадой нависающих над ней туч, казалась унылой, приземистой и какой-то придавленной. Воздух был влажным и затхлым, как в тропическом лесу.
– Для города, лежащего почти посередине между Экватором и Южным тропиком, здесь не слишком-то жарко, – заметила я.
– Во всём виновато холодное течение Гумбольта, – объяснил Даунфолл. – Оно приходит сюда из Атлантики, и поэтому даже в самые жаркие дни температура в Лиме не поднимается выше двадцати семи градусов.
– В Лиме всегда такие туманы? – поинтересовалась Адела. – Здесь же в двадцати метрах ничего толком не разглядишь.
– Не всегда, но, к сожалению, слишком часто, – усмехнулся Фрэнк. – Это гаруа– знаменитая лимская мгла. Иногда туман, сеющий тонкую водяную пыль, бывает настолько плотным, что водителям приходится включать "дворники", как во время дождя.
– А вы хорошо знаете Лиму, – заметил Бобчик. – Наверное, вам часто приходилось здесь бывать.
– Это связано с моей работой, – сказал Даунфолл. – Кроме того, меня увлекает история Перу, так что я могу быть для вас почти профессиональным гидом. Сейчас мы повернём направо и выедем на Площадь Оружия или Гербовую площадь. На ней расположены кафедральный собор и президентский дворец.
Машина затормозила на светофоре. Мы высовывали головы из окошек, с любопытством оглядывая размытые туманом силуэты пешеходов и очертания зданий.
– В 1535 году Франциско Писарро основал Лиму, очертив концом своей пики круг в том месте, где сейчас находится центр Оружейной площади и повелев заложить здесь "город волхвов", – продолжал свою лекцию Фрэнк. – Лиму объявили столицей испанских владений в Южной Америке и вице-королевства
"Крайслер" миновал ряд однотипных, как братья-близнецы, вытянутых малоэтажных строений с плоскими крышами и типичными для испанской архитектуры закрытыми двориками – патио, и выехал на небольшую прямоугольную площадь. Перед помпезным белоснежным зданием, архитектура которого вызывала ассоциации со штраусовской Веной, высоко задирая ноги, вышагивали гвардейцы в сверкающих металлических касках и затянутых поясом чёрных мундирах с красными эполетами. Даже без объяснений мы догадались, что это и был перуанский "Белый дом".
Центр площади был украшен круглым фонтаном незатейливой формы, в котором плескались смуглые босоногие ребятишки.
– А это ещё что за архитектурное извращение? – поинтересовался Бобчик, кивнув на причудливое здание, примыкающее кафедральному собору, украшенному двумя башенками колониального стиля.
– Это архиепископский дворец, – объяснил Даунфолл. – Можете полюбоваться главными лимскими достопримечательностями – резными деревянными балконами.
– Жуткое зрелище, – покачал головой Бобчик. – Можно подумать, что кто-то взял здоровенный старинный шкаф и через крышу безуспешно пытается втащить его на верхний этаж.
Я вполне понимала Бобчика. К зрелищу небольших аккуратных белоснежных домиков, из тела которых на уровне второго этажа, как огромная чёрно-коричневая опухоль, выдвигаются плохо обтёсанные толстенные прямоугольные балки, поддерживающие грубое почти чёрное от времени туловище балкона, действительно трудно привыкнуть, но наглядевшись на них в Андалузии, я со временем притерпелась к этому зрелищу, и даже стала находить в нём определённое очарование.
Покрытые причудливой резьбой, перуанские балконы были ещё шире испанских. Они казались тёмной и грубой холщовой заплаткой, налепленной на вечернее платье из тонкого белого шёлка.
Попетляв по старым кварталам колониальной Лимы, мы выбрались на вторую по значению площадь Святого Мартина с её знаменитым собором Святого Франциска и потемневшей от времени бронзовой статуей восседающего на боевом коне конкистадора Франциско Писарро. Экскурсия закончилась у бывшего дворца де ла Торре Тагле, в котором сейчас располагалось Министерство иностранных дел. Более узкие, чем обычно, резные балконы довольно гармонично вписывались в архитектуру этого своеобразного ассиметричного здания.
В сгущающихся сумерках и тумане становилось трудно что-либо разглядеть. Свет фонарей вибрировал, отражаясь во взвеси водяных капель, и воздух казался живым и тяжёлым.
– Вот и всё. Больше в Лиме смотреть нечего, – сказал Фрэнк. – Новая Лима – это типовые многоэтажки с балконами из унылого серого железобетона. Теперь, если нет возражений, мы можем познакомиться с перуанской кухней. Вы знаете, что такое себиче?
– Нет, – заинтересованно откликнулась Адела. – А что это?