Люблю трагический финал
Шрифт:
— Здравствуйте! Надежда Николаевна, это из фонда, — робко представилась Светлова.
— Здравствуйте.
У всех убитых горем матерей какие-то одинаково похожие друг на друга — Аня вспомнила Елену Давыдовну — шелестящие, едва слышные голоса…
— Мы, собственно, хотели узнать… Вам не нужна какая-нибудь помощь?
— Нет, нам ничего не нужно.
— Извините. О Гале по-прежнему ничего не известно?
— Но почему же… Известно. — Голос Надежды Николаевны перестал быть похожим на шелест и едва слышным. Голос стал почти что яростным: — Известно, что этот мир населен
— Надежда Николаевна…
— Да, ее нашли, мою Галю, нашли.
Светлова замерла. Вот она, полоса находок! Впрочем, эта-то находка объяснима… Галя исчезла прошлой осенью. Еще ранней осенью. Лес был почти зеленым, с пышной еще листвой, трава — густой, высокой, непроглядной. Потом был снег… Сейчас, когда сошел снег и в лесу прибавилось гуляющих…
— Вы хотите узнать, что с ней сделали?! — резко спросила Надежда Николаевна.
Светлова молчала.
Наконец она тихо произнесла:
— Да.
— Эти изверги знали, что она слепая… И издевались над ее слепотой…
— Почему вы думаете, что изверги… — начала неуклюже Аня. — То есть, я хочу сказать, почему вы думаете, что это был не один… Не один изверг, а…
Но трубку уже положили.
«Потому!» — сама себе ответила Светлова. Уже ведь было сказано этой женщиной: по доброй воле Галина ни с кем бы не пошла. Значит, нужна была сила, чтобы ее заставить.
Галя — полная большая девушка… Как бы один человек, даже очень сильный, мог ее уволочь из этого ее райского сада?!
А если все-таки это был один человек?
Если один, то… Если она пошла сама, то она должна была доверять этому человеку, как отцу родному.
Впрочем, слово «человек» здесь было, конечно, неуместно. Подробности, которые несколько позже узнала Светлова от более хладнокровного, чем мать, отца Гали Вик, были ужасны…
И могли даже постороннего человека ввергнуть в настоящую депрессию…
Когда узнаешь род человеческий с такой стороны, трудно сохранять оптимистичный взгляд на жизнь!
То, что с Галиной Вик сделали, напоминало варварскую хирургическую операцию. Некто — помесь врача-офтальмолога и шамана-садиста — совершил дикий обряд.
Обряд прозрения.
Понятно, что человек в здравом уме сделать такое не мог.
Светлова опять повторила собственную фразу: «Пошла добровольно, потому что доверяла, как отцу родному»…
А что? Да то… Пожалуй, она тоже уже сходит с ума.
Аня припомнила отца Галины Вик… Сутуловатый сумрачный человек, скорее всего давно помешанный на слепоте дочери. Когда речь идет о таких немногословных замкнутых людях, всегда можно предположить, что внутри их кипят страсти…
Внешнее смирение перед несправедливостью судьбы, а в глубине души — страстная, ничем не искоренимая надежда. Он, конечно, мечтал, надеялся, хотел, чтобы Галина прозрела, стала как все!
И вот однажды — почему не предположить и такое? — все вылилось в буйство, во вспышку безумия, кратковременное помешательство, в эту дикую операцию.
Хирургическое вмешательство!
Они же, родители Гали, признались Ане, что всю жизнь, несмотря на отговоры хирургов, убеждавших родителей, что операция в данном случае бессмысленна, искали волшебника, который все-таки прооперирует дочь и сделает ее зрячей.
Да, хорошее объяснение, ничего не скажешь…
Но ведь чудес не бывает…
Да и как не заподозрить родного отца, ведь девушка исчезла из собственного сада?
Правда, каким образом тогда отец Вик мог быть связан с убийством цыганки?
То-то и оно. Если спокойно, то Галин отец всего-навсего глубоко несчастный и совершенно нормальный человек. Насколько вообще все мы нормальны.
«Доверяла, как отцу родному…» Так еще доверяют — после отца — мужу, любимому…
Да, и раскрытая книга… «В тот день они уж больше не читали». Как Паоло и Франческа… Возможно. Скорее это был возлюбленный, чем отец.
Родители могли и не знать о романе. А что ей еще было делать, сидя изо дня в день в этом саду, как не влюбиться?!
В общем, как бы там ни было, итоги так себе… Теперь уже три мертвых девушки мучили Анину совесть. Может быть, они и не были связаны друг с другом. Но узнала об остальных Аня, начав разыскивать Джульетту. Все началось с нее.
Джульетта, цыганка, Галя Вик.
Вот чем закончилась авантюра. Уже трое мертвых не дают Светловой покоя.
Светловой вдруг стало так страшно… Не за себя, нет. Люди исчезают, гибнут… Жизнь человеческая такая хрупкая, а счастье — тем более.
Господи, что они со Стариковым наделали… Как она могла допустить это расставание!
А ведь они были счастливы — совершенно, абсолютно счастливы друг с другом… еще совсем недавно… А вдруг? Вдруг сейчас… Вдруг и Пети уже нет в живых?
Анна торопилась, забыв об элементарной осторожности, гнала что было сил. Она ехала к Старикову… Она, кажется, не видела его лет сто. И сначала у нее было чувство, что она едет навестить кого-то, с кем была знакома, связана в прежней жизни. Или, скажем, покойника… Второе даже точнее — ведь она так старательно пыталась похоронить даже воспоминания о своей любви… Готова была убить себя, как только ловила на том, что думает о нем, представляет… И ей казалось, что попытка удалась, что похороны любви прошли достаточно успешно. Однако теперь, когда Анна гнала по городу и у нее был глюк, что она увидит Петю настоящим покойником, сердце сжималось от тревоги и нежности, как будто и не было позади этих нескольких дней, когда она была уже убеждена, что забыла, выкинула его из своей жизни навсегда.
Дважды она чуть не попала в аварию. Наконец ее остановил гаишник… Сначала он подозрительно принюхивался, пытаясь уловить запах алкоголя. Но ничего, кроме хороших духов, с разочарованием не обнаружил.
— Вроде не пьяная, а так гоните… — удивился он. — Проверить вас, что ли, через компьютер… Может, машину угнали?.. Чего это вы такое на дороге вытворяете?
— Проверьте… — устало согласилась Анна.
Пока он щелкал клавишами, Светлова немного успокоилась.
— Ладно уж… — пробурчал гаишник. — Оштрафую вот… и поезжайте… и чтоб больше ни-ни… Расстроились — сидите дома… Нечего на дорогах аварийные ситуации создавать!