Люблю, убью, умру...
Шрифт:
— Милый! Ты назвала меня милым! — радостно засмеялся Денис и поцеловал мне ладонь. — А все остальное я пропустил мимо ушей. Ну, кто он? Расскажи мне. Расскажи — я же не стал от тебя ничего скрывать!
— Рассказывать нечего. Он хороший, и я его люблю. И, вообще, к твоему сведению — его все любят.
Денис уронил на пол нож.
— Черт… Лис, нет хуже человека, которого все любят. Он обманывает тебя — я таких знаю, навидался на своем веку…
— Нельзя судить человека, не зная его.
— Полно,
— Саша. Александр. Тут уж ты ни к чему не придерешься…
— С ним ты будешь несчастна. С детства ненавидел всех Александров. Так звали царей, которые оканчивали свою жизнь неудачно и несчастливо, начиная с Александра Македонского.
— Что-то новое в истории… Денис, я не желаю слушать эту чепуху. Повторяю — мы уже никогда не будем вместе. Смирись.
— Ты еще скажи о том, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды… — Он нервно щелкнул зажигалкой, закуривая. — Ладно… Твое последнее слово?
— Я не вернусь.
Он тихо, без всякого выражения, рассмеялся:
— Ты дурочка, Лис. Ты просто маленькая упрямая дурочка!
— Я пойду.
— Нет уж, я провожу тебя!
— Я больше не сяду с тобой в машину. Ты в таком состоянии… Когда ты такой, то гонишь, как сумасшедший, я тебя знаю. Учти, Денис, самоубийц не берут в рай…
— Ох, какие мы умные… А что до моего состояния, то это твоих рук дело. Ты меня довела… Учти и ты, Лис, убийц тоже в рай не берут.
— Значит, встретимся в аду, как говорят в плохом кино, — попыталась я пошутить, но шутка не получилась — даже мне не было смешно…
Накануне шел снег.
Теперь дороги были черными, из-под колес проезжающих мимо машин летели комья ледяной грязи. Я пришла в институт продрогшая.
— Что за ерунда такая! — с досадой сказала Аглая, захлопывая ведомость — только что она закончила принимать зачеты. — Как Новый год, так непременно потепление…
— Да ладно тебе ворчать! — ответила я, сидя на подоконнике и болтая ногами. — Саша принес живую елку — маленькую, мохнатую… Она больше на ежика похожа, чем на дерево.
— Твои все сдали?
Она имела в виду — все ли мои студенты получили зачет.
— Все. У меня духу не хватило заваливать их, когда завтра — самый главный праздник.
— Да ты и не заваливала никогда… От Милорадова все, например, буквально стонут — уж несколько раз бегали к Викентию жаловаться. Ты куда сейчас?
— Не знаю… — мечтательно вздохнула я.
— То есть как это — не знаю? — удивилась Аглая. — Домой надо бежать, покупать шампанское, мандарины там, колбасу…
— Я не ем колбасу — у меня от нее изжога и мрачные мысли.
— А что же ты ешь?
— Да те же мандарины и ем! Послушай, Аглая,
А у тебя совсем крыша от твоего декаданса поехала, и мрачные мысли у тебя от него, а не от колбасы! — рассердилась та. — Я тебя человеческим языком спрашиваю: ты куда сейчас?
— На кладбище.
— Тьфу ты! Я же серьезно…
— И я серьезно. Я еще с утра думала съездить на кладбище, да вот все еще колеблюсь…
Аглая сделала сострадательное лицо:
— К маме?
— Нет, к папе. Я кое-что узнала недавно… Кажется, мой настоящий отец умер. Похоронен на одном из московских кладбищ. Я хотела съездить туда, чтобы посмотреть на его лицо. На фотографию то есть…
— Зачем? — странным голосом спросила Аглая. — Хотя глупый вопрос… Наверное, ты хочешь убедиться, похож ли он на тебя. Только учти — не на всех надгробиях есть портреты умерших…
— Знаю… Но я все равно хочу съездить.
— С Сашей?
— Нет, одна. Глупо, но до сих пор я ему не рассказала, что пытаюсь найти своего отца. Глупо потому, что Саша из тех людей, которым можно рассказывать все, но… Черт знает почему — но не могу, и все.
— Тогда я с тобой, — решительно произнесла Аглая. — Я не могу отпустить тебя одну. Ты не против?
— Нет. Хотя не обещаю, что будет весело.
— Да ладно уж…
Мы вышли из института и сразу же поймали такси. Пока ехали, Аглая молчала и с любопытством поглядывала на меня. Кажется, я поняла, почему она отправилась сейчас со мной — ее занимала моя история с поисками отца. Жизнь такая скучная…
— С праздником, девочки, — сказал таксист, высаживая нас у конечного пункта. — Желаю хорошо повеселиться на Новый год…
— И вам того же! — горячо откликнулась Аглая.
— Только не здесь…
Мы прошли сквозь кирпичные ворота. Внутри, на кладбище, было тихо, лежал нетронутый белый снег, по черным деревьям прыгали галки.
— И где искомая могилка? — деловито спросила моя спутница. — Ты учти: по этим сугробам много не побегаешь, надо точно знать.
— Одиннадцатый сектор, как мне Алиса сказала…
— Какая еще Алиса?
— Да так, старая знакомая.
Полчаса мы бродили по утоптанным дорожкам среди оград и крестов, пока какой-то дедушка в ватном тулупе и со скребком не указал нам нужное направление.
Был третий час дня, мутное небо низко висело над головами, и, несмотря на некоторое потепление, даже в перчатках мерзли кончики пальцев. Неприятный, знобкий холод. Или холод тут ни при чем — просто я опять волнуюсь?..
Большинство могил было завалено снегом. Мы прыгали по сугробам, пытаясь отыскать нужную. Аглая взяла где-то веник и смахивала им снег с надгробий.