Любовь без границ
Шрифт:
— Джосс весь бледный.
— Ах так! Ну, я… — Леонард махнул рукой, со страшным грохотом сбив в раковину груду вытертых вилок. — Ну, я ей покажу! Она у меня еще больше побледнеет!
Миссис Ченг молча скрестила руки на груди в знак того, что будет ждать результата, а он, схватив трость, вприпрыжку заковылял с кухни. Можно было слышать, как он поднимается по лестнице. Раздавшиеся вслед за этим гневные выкрики почти сразу затихли, шаги прошаркали до ванной и обратно. Миссис Ченг поздравила себя с тем, что так терпелива.
Наконец Леонард снова появился на кухне.
—
— Твоя вызвать доктор?
— Зачем это? У нас нет лишних денег. Доктора нужны тем, кто при смерти, а молодежь и так обойдется.
— Джеймс дома?
— Уехал в библиотеку собирать материал. Вернется только в шесть. — Леонард выпрямился, набираясь величия, отчего стал выше по меньшей мере на дюйм и мог смотреть на китаянку еще более свысока, чем обычно. — А я в шесть, наоборот, отбываю. Буду смотреть телевизор с мисс Бачелор и ее невесткой. По телевизору сегодня показывают Леонарда Маллоу! По такому случаю реквизирую бутылку хереса. Так и передай Джеймсу, ты, моя сморщенная желтая обезьянка, мой драгоценный восточный полудурок — сегодня мой звездный час!
Миссис Ченг, как обычно, пропустила оскорбления мимо ушей.
— Твоя уходить, Джеймс не приходить. Джосс сидеть один, весь больной.
— Нет, конечно! Я человек ответственный и задержусь, сколько будет нужно, — с достоинством ответил Леонард.
Китаянка сразу перестала обращать на него внимание. Она убрала свои тряпки и метелку, швабру поставила в кладовку за шкаф, надела пронзительно-розовый макинтош (результат мучительного получасового выбора между ним и пронзительно-зеленым) и покинула виллу. Стоило ей выйти за дверь, Леонард схватился за телефон, чтобы заказать такси до Кардиган-стрит на три четверти шестого.
Когда Джеймс вернулся, дом встретил его тишиной и темнотой. Он задержался минут на двадцать, и тем самым между его приходом и уходом Леонарда прошло около получаса (о чем он, конечно, не имел понятия). Постояв в холле и не услышав ни радио из дядиной комнаты, ни музыки от Джосс, он пришел к выводу, что дома никого нет и что он может располагать собой по собственному усмотрению. На кухне выяснилось, что посуда хоть и вымыта, но не расставлена по местам: кружки свалены в миске для салата, тарелки в неустойчивом равновесии на блюдцах, вилки и ложки вообще как попало, что неприятно напоминало безалаберность прежних дней. Вместо того чтобы наводить порядок, Джеймс полез в шкаф, где хранилось спиртное, только чтобы обнаружить, что виски на донышке, а пива всего две банки. Была еще, правда, бутылка красного турецкого вина — единственное, чем удалось разжиться у мистера Пателя. «Люди хвалят», — сказал бакалейщик (он хоть и перешел в христианство, но от спиртного воздерживался по-прежнему, по-мусульмански).
Вылив остатки виски в стакан, Джеймс разбавил его прямо из-под крана и понес в кабинет. При этом он размышлял о том, где могут быть остальные. Очевидно, Леонард в нетерпении поскорее узреть себя на экране понесся к Беатрис задолго до передачи, а Джосс, в противовес уступкам, сделанным в угоду мирному сосуществованию, решила
В кабинете Джеймс сразу принялся за виски. Было непросто определить, что он чувствует по отношению к Джосс: новую вспышку негодования или философское приятие с полным пренебрежением к последствиям. Во всяком случае, он не считал дни до той минуты, когда она переберется в Осни. Основная проблема как раз и крылась в том, что половина его сердца вопреки всему была отдана этой несносной девчонке.
Продрогнув, он отставил стакан и пошел включить обогреватель, потом подумал и решил все же сменить пиджак на теплую домашнюю кофту. На верхней площадке лестницы ему почудилось, что где-то жалобно мяукает кошка. И как только ухитрилась забраться в дом? Джеймс прислушался, прикидывая, откуда доносятся звуки, и понял, что, во-первых, из комнаты Джосс, а во-вторых, что это не мяуканье. Там плакали. Отчего-то ужасно испуганный, он бросился к двери, рванул ее на себя и заскочил в комнату.
— Джосс!
От неожиданности она уселась в постели — бледная, зареванная, по самый подбородок закутанная в одеяло.
— Джосс!
Джеймс развел руками, потрясенный еще больше, чем прежде, хотя это казалось невозможным. Забыв про условности, он плюхнулся на кровать и подхватил живой сверток на колени.
— В чем дело, Джосс?
Девочка с отчаянной силой прижалась к нему, обвила его шею руками, совсем худенькими в широких раструбах рукавов майки. Ее мокрое, огненно-горячее лицо уткнулось ему в шею.
— Ты хочешь к маме, да?
— Да ты что!!! — закричала Джосс, давясь слезами, судорожно отирая об него щеки. — Да ты что!
— Тогда… — Джеймс высвободил одну руку и приподнял ее лицо за подбородок, заставляя встретить его взгляд, — тогда дело в Гарте. Правильно?
Ответом был взгляд, полный беспросветного отчаяния, и слезы, едва иссякшие, хлынули с новой силой.
Джеймс снова прижал Джосс к груди и начал покачивать, как маленькую.
— Бедняжка ты моя! Бедная ты моя девочка!
— «Малолетка»! Вот как он меня назвал! — донеслось до него сквозь рыдания. — Сказал, что со мной умрешь со скуки!
Джеймс продолжал баюкать Джосс. В горле стоял такой огромный ком, что пришлось трижды глотнуть, пока слова пошли с языка.
— Знаешь, люди часто бросают в лицо другим то, что думают о себе.
— А он мне так нравился!
— Конечно, нравился, раз ты с ним была. Ничего, моя хорошая, будут и получше.
— Никогда!!!
— Будут, будут. А сейчас пора вытереть нос.
Джосс уселась прямее и тыльной стороной ладони развезла слезы по щекам.
— Фу, как некрасиво! Вот, вытрись и высморкайся в платок.
Зазвонил телефон, и девочка вздрогнула.
— Звонят!
— Пусть звонят, — отмахнулся Джеймс. — У них наверняка не горит, а если горит, перезвонят. Сейчас главное — разобраться с тобой. Давай-ка расскажи, что там у вас с Гартом произошло.
— Это было в столовой, на большой перемене. — Испустив судорожный вздох, Джосс заговорила более внятно: — Там было полно народу, и он сказал это прямо перед всеми.