Любовь без розовых соплей
Шрифт:
— Нет.
Почему я не могу сказать «да»? Почему не могу проворковать что-то неразборчиво-согласное? Почему не могу прошептать какую-нибудь розово-сопливую чушь в том же стиле или хотя бы молча нежно поцеловать?
Почему в ответ на такую романтичную сказку я рявкаю это дурацкое «нет» и обхватываю его поясницу ногами, чтобы удобнее толкнуться навстречу горячей, влажной головке, трущейся о скользкие, раскрытые и готовые к приему складки?
В его глазах мелькает мимолетная боль, но он замолкает и делает то, о чем просит-умоляет-настаивает-требует мое тело.
Нельзя разговаривать в постели. Не стоит. Не надо.
Лучше не портить то прекрасное, что происходит в ней, глупостями
Глава 17
— Ты опять допоздна?
— Дан, пожалуйста, мы уже говорили об этом. Не начинай.
— Рыжик, я просто переживаю за тебя. Опять по темноте поскачешь через дворы одна. А я даже встретить не могу.
— Вот и не моги в своих москвах и питерах. Ты еще долго, кстати?
— Надеюсь, к концу недели успею все сделать и вернусь. К тебе. Я соскучился.
— Я тоже очень соскучилась.
— Я тебя лю...
— Я так тебя хочу, — перебиваю я. Всегда перебиваю, не позволяя ему произнести ЭТО вслух. — Хочу вот немедленно. Самое мое большое желание, чтобы ты оказался сию секунду здесь. Со мной. Во мне.
— Снова дразнишься?
— Всегда буду дразниться, — показываю я язык трубке.
— Я прилечу, как только смогу, ведьма моя.
— Твоя, — соглашаюсь я. С этим мне легко согласиться.
— Ты в офисе?
— Нет. Мы со Стивом сейчас едем на совещание на стройплощадку.
— Так поздно? Вечером?
— Дан, когда вызвали, тогда и едем. Мы птицы подневольные, — вздыхаю я.
— У тебя уже давным-давно закончился рабочий день. — По голосу я слышу, как он недоволен. Но… Но это моя работа, которая мне нравится. Поэтому…
— Прости, надо бежать. Шеф ждет. Целую.
Я стискиваю зубы и сбрасываю звонок.
Прошли два месяца и целая вечность с тех пор, как Данил запретил мне думать. Не просто подписал такой указ, а лично выключил во мне эту способность — думать о наших отношениях. О том, насколько они нравственны или аморальны. О том, что о них думают окружающие. О том, к каким последствиям могут привести. Да, собственно, мне и некогда гонять в голове этих «мух». У меня два исправно действующих режима: «Оля работает» и «Оля трахается». И то, и то я делаю на износ. Вероятно, у Дана та же история. Только, в отличие от меня, ему приходится еще и мотаться постоянно в командировки.
— Куда на этот раз?
— Волгоград и Астрахань.
Это может быть Москва или Питер. Владивосток и Находка. Пермь. Уфа. Портовые города или небольшие поселки, рядом с которыми расположен очередной нефтеперерабатывающий заводик. Данил сам удивляется тому, как часто его стали отправлять в деловые поездки, частенько даже не имеющие особого отношения к его непосредственным обязанностям на занимаемой должности. В чем он не сомневается, так это в том, что его карьера уверенно движется в гору. А это всегда связано с необходимостью вникать во все нюансы деятельности большое нефтяной компании — от апстрима через мидстрим к даунстриму* (Upstream — это все, что относится к поиску нефтяных залежей и добыче нефти из них; Midstream — к этому сектору относится транспортировка нефти и продуктов ее переработки; Downstream — переработка нефти, распределение и продажа конечных нефтепродуктов, — прим. Автора).
Я рада за него. Действительно рада. По многим причинам. И первая из них — он достоин такого продвижения. Его амбиций и готовности к новым знаниям хватит на то, чтобы достичь желаемых им высот. Во-вторых — в такой уж стране мы живем, что именно этот сектор переживет любые катаклизмы и кризисы, а значит, такая работа — стабильность на многие годы. А в третьих… Мне хотя бы иногда надо элементарно спать. А с ним никак не получается. Ни спать, ни есть, ни заниматься чем-либо еще. Нам и поговорить нормально удается только по телефону. Потому что каждый раз, когда он переступает порог моей квартиры, происходит одно и то же.
Три.
Сорвать с себя одежду.
Два.
Принять душ.
Один.
Сграбастать меня.
Взрыв.
И дальше мы обычно не помним. Дальше только сладострастные стоны, влажные громкие шлепки тел друг о друга. Жадное пожирание, поглощение, которое не приводит к насыщению. Мы никак не можем остановиться. Никак не можем сделать паузу. Никак не можем просто прекратить это сладкое безумие.
Еще.
Еще.
Еще-еще-еще.
Не останавливайся.
Мне мало. Хочу.
Черт! Уже утро! Я опаздываю на работу!
И, эй, я не жалуюсь! Разве можно жаловаться на такое идеальное совпадение сексуальных аппетитов и такой нереальный в реальной жизни кайф?
— Эй, тыковка, на тебя без слез невозможно смотреть. Была аппетитная девчонка, а сейчас сплошные глаза да сиськи остались. Сиськи, конечно, ниче такие, но тебя же от ветра шатает! Пойдем-ка, я знаю, где накормить тебя сегодня зачетным ростбифом.
Ростбиф?
Рот мгновенно наполняется слюной. А в голове мечется — вроде сегодня ОН улетел в Пензу. Или Пермь?
— И пиво. Прекрасное, холодное, божественное чешское пиво.
— Спаситель мой, — хриплю я и тяну руки к шефу, словно намереваясь обнять его.
— Эй, не прикасайся ко мне, худорба сисястая! Вдруг ты заразная. А мне дорого мое славное, с таким трудом наработанное пивное брюшко и на хрен не сдались верхние девяносто с гаком, — отбивается Стив, посмеиваясь в усы.
Он, конечно, кокетничает, и никакого пивного брюшка там и в помине нет. Это… это просто комок стальных нервов, сосредоточенных в районе солнечного сплетения. А такие нервы с нашей работой — самое главное условие выживания. А уж нервы Стива — вообще святое. Так что прикасаться к ним не буду. И играть на них тоже не буду. Раз шеф сказал, пора жрать, значит, пора идти и жрать. Поэтому я лишь счастливо жмурюсь и потягиваюсь в предвкушении столь редкого удовольствия — пищевого. Мур-р-р.
Стив садится сам за руль нашей новой служебной машины — огромного Крузака [11] , и я никак не комментирую этот момент. Я ни разу не замечала, чтобы он позволял себе даже крошечную, привычную европейцам «промиле» за рулем. Значит, нашел где-то новую кафешку рядом со своим домом. А в машине я моментально вырубаюсь. Научилась на этом проекте использовать для сна любую, даже пятиминутную возможность прикорнуть.
— Эй, Рыжик, просыпайся. Приехали.
Я открываю глаза и со сна не могу определить наше местоположение. Мы припаркованы у какого-то миленького коттеджа, а вокруг видны лишь густые заросли буйно разросшихся кустарников и деревьев. Коттедж не просто миленький. Он словно сошел с картинок и фотографий о «малой Англии» — сельской глубинке прославленного королевства. Двухэтажный, сложенный будто из темно-серого камня, с темной черепичной крышей, со стенами, увитыми ярким темно-зеленым плющом, с высоченными окнами, увешанными длинными горшками с пышно цветущей яркой азалией. Такой домик — моя мечта. Именно такой. Маленький, аккуратный, живописный, не видимый с дороги, закрытый со всех сторон плотной стеной живой изгороди.
11
Крузак — Toyota Land Cruiser — внедорожник, выпускаемый японской компанией Toyota Motor Corporation с 1951 года.