Любовь бродяги
Шрифт:
— Хорошо, — согласился он. — Но чтобы новость стала известна только мне.
— Спасибо, — поблагодарил его О'Киф, крепко пожимая руку, а затем отвел Пенелопу в сторону.
Они медленно шли по залу, раскланиваясь с политиками, бизнесменами, режиссерами, иногда останавливаясь, чтобы поболтать со знакомыми артистами. В масках все гости были на одно лицо. И Пенни порою не могла удержаться от смеха, видя, как изменяет некоторых людей карнавальный костюм. На этом фоне Рэмзи выглядел великолепно. Его наряд еще больше подчеркивал свойственные ему от природы естественную грацию движений и безукоризненное
— Узнаю нашего величественного друга, — прозвучал рядом с ними голос Энтони. — Ни один костюм не в силах скрыть эту царственную осанку.
Пенелопа и О'Киф обернулись и увидели Тони под руку с Клэрис Тулиф, одетой в наряд индийской принцессы. Рэмзи любезно поклонился своей старой знакомой, а затем, оглядев с ног до головы своего приятеля, насмешливо усмехнулся, выказав тем свое отношение к надетой им форме британского офицера.
— Будем стреляться или ты предпочитаешь шпаги? — с улыбкой спросил он.
— Ни то, ни другое, поскольку ты не в форме капитана континентального флота, — ответил Уэйнрайт.
— Все униформы стесняют движения, — засмеялся О'Киф.
— Пойдем, Клэрис, оставим их наедине, — вмешалась в разговор Пенелопа, взяв под руку Тулиф. — Они, похоже, нашли друг друга, а я тем временем познакомлю тебя с массой интересных мужчин.
Энтони притворно нахмурил брови и, изобразив на лице муки ревности, вырвал у Пенни руку Клэрис. Пенелопа улыбнулась, но вдруг испуганно нахмурилась, кивком указав Рэмзи на загадочного незнакомца в черном, лицо которого почти полностью скрывал капюшон. О'Киф взглядом поблагодарил ее за предупреждение и, одним губами шепнув: «Я люблю тебя!» — медленно двинулся через зал.
Незнакомец из-под черного капюшона внимательно следил за каждым движением высокого крепкого мужчины в коричневом камзоле, пока тот, осторожно двигаясь сквозь толпу, любезно раскланивался со своими знакомыми, иногда на пару минут останавливаясь, чтобы поболтать с приятелем. Тихо отделившись от стены, возле которой он стоял в течение последнего часа, человек в черном, стараясь не привлекать внимания, медленно пошел следом. Мужчина, за которым он следил, скользнул в распахнутые двери зала, и таинственный незнакомец последовал за ним.
Рукой в черной перчатке он нажал на тугой завиток деревянной панели, та поддалась его усилию. И когда, тихо скрипнув на металлических шарнирах, часть стены отошла в сторону, он проскользнул в образовавшееся отверстие и оказался в узком темном коридоре. Тонкие клочья паутины, свисая с потолка, украшали пустое пространство, как легкие вуали из нежнейшего шелка. В полумраке гулкого помещения рука с трудом нащупала маленький железный рычажок, и стена вновь встала на место. Тонкий луч фонарика помог различить стены, пол и первый поворот коридора. Сырость щекотала ноздри, под ногами то и дело шуршали маленькие обрывки каких-то бумаг. Не обращая внимания на эти звуки, незнакомец быстро шел вперед, иногда поворачивая за угол или поднимаясь по ступенькам лестницы. Дойдя до нужного ему места, он замер, прислушиваясь. Шарканье ног и скрип донеслись до его слуха. И он, гадая о том, что бы это могло значить, быстро нажал на маленький
Фэлон не спеша обходил гостей, иногда поглядывая в сторону Пенелопы. Благо О'Киф не требовал особого внимания. Его громоздкую фигуру и без того было отовсюду прекрасно видно. Ротмер то и дело ненадолго останавливался и вел непринужденную беседу со своими деловыми партнерами, сенаторами, продюсерами. Обратившись к конгрессмену с деловым предложением, он тем не менее слушал его вполуха, все время косясь на Пенелопу Гамильтон и не сводя взгляда с большого темно-розового бриллианта, висевшего у нее на груди. Его так и подмывало сорвать с нее этот драгоценный камень. Ведь это была «Красная леди», реликвия Анноры.
Душу Фэлона терзала невыносимая мука. В нее вселились и угрюмая жадность, и хватающие за сердце угрызения совести. Он считал этот бриллиант своим, принадлежащим ему по праву. К тому же это было все, что осталось у него в память об Анноре. Так и не договорив с конгрессменом, он направился к Пенни, и тут сердце его замерло: в зале не было О'Кифа.
Глава 40
Рэмзи остановился посреди кабинета и внимательно смотрел на большую картину, висевшую на стене.
— Сколько загадок ты оставила после себя? — произнес он, обращаясь к изображенной на картине Тесс.
Обойдя стол, О'Киф снял со стены картину и, оглядев толстую тяжелую раму, заметил небольшую щель. Это была тонкая прямоугольная прорезь в прочной старой древесине. Вынув из-за голенища нож, он вставил лезвие в щель, и та поддалась его усилию. Часть рамы отошла, и под ней открылось глубокое отверстие, на дне которого лежала маленькая бархатная сумочка. «Ты знала, девочка, что я приду сюда», — подумал Рэмзи, доставая сумочку из тайника в раме.
Вдруг дверь кабинета резко распахнулась, и яркий свет из коридора озарил комнату. О'Киф не испугался. Он знал, что наступит мгновение, когда все нужно будет поставить на свои места. Переступивший порог Фэлон онемел от бешенства, увидев снятую со стены картину и бархатную сумочку в руках своего врага. «Черт возьми! — выругался про себя он. — И откуда этот мерзавец знает все тайны дома? Двести лет картина провисела на стене, и никто не догадался о том, что в ней скрывается. А стоило этому головорезу переступить порог комнаты, все уже у него в руках».
— Вот ты и попался! — злобно выговорил наконец Ротмер. — Я вынужден тебя задержать именем закона.
— Сделай одолжение, — усмехнулся Рэмзи, подвигая к нему телефон и спокойно вешая картину обратно.
— Все, что находится в этом доме, принадлежит мне.
Все так же невозмутимо О'Киф открыл сумочку и достал из нее овальный светло-голубой камень. Фэлон жадно облизал губы, наблюдая за тем, как свет играет на тонких гранях голубого бриллианта.
— Алмазы не твои, — возразил ему Рэмзи. — Ты каким-то образом перехватил их, и они не дошли до похитителей ребенка. А значит, и ты виноват в том, что они не вернули дочь отцу.