Любовь цвета боли 2
Шрифт:
Если честно, не очень. Верчу в задумчивости морковку в руках и внимательно смотрю на женщину.
— Вы что-то слышали?
— Я много чего слышу. Работа у меня такая — в твоем доме уют создавать. Не верю я. Не могла Ольга так поступить. Она же любит тебя, борова, а ты доверие девочки дважды подорвал, — смотрит укоризненно. — Тенью по дому бродила, а ты… сплошное разочарование.
Что-то мне подсказывает, что отнюдь не так ласково хотела назвать меня Зинаида.
— Я тоже не сразу поверил. Есть факты — железобетонное
— Перепроверь.
— Дважды.
— Сам перепроверь! — с нажимом повторяет Зинаида, заставляя меня внимательнее к ней присмотреться.
??????????????????????????Глава 17
Макар
Комната Оли пуста. Открываю дверь в ванную, предварительно постучав. Тоже пусто. Иду по коридору в нашу спальню и застаю Олю уже одетой в черную водолазку и светлые джинсы. Собралась уже, значит.
Полностью игнорируя мое присутствие, проходит в гардеробную. С полным отрешением на бледном лице достает чемодан, открывает его, укладывает на пол, собирает вещи. Выборочно, только те, что привезла с собой из квартиры.
— Оль… — внутри всё горит огнем протеста. — Маленькая моя…
Вздрагивает едва заметно, поджимает недовольно губы, но от дела не отрывается.
— Прости меня, — захожу в небольшую комнату, останавливаясь позади малышки в считаных сантиметрах. — Прости, что напугал. Я руки себе отрубить готов, — обхватываю напряженные плечи, прижимаюсь грудью к ее спине и зарываюсь лицом в волосы.
Позволяет, хотя напряжена, как струна.
— Что изменилось? — спрашивает тихо, глядя в стену перед собой.
Молчу.
Оборачивается, твердо глядя на меня, смотрит, что-то отчаянно выискивая, а потом усмехается.
— Я перестала быть лгуньей? Зверушкой, которую иногда приятно трахать? Что изменилось, Макар?
— Всё.
— Это не ответ. Завтра тебе могут показать другую запись. И что будет? Доведешь начатое до конца? Или, быть может, в подвал посадишь? Или сразу в СИЗО?
Сжимаю кулаки до хруста, глядя на Олю. На себя злюсь. Понимаю, что права, слова точно в цель бьют.
— Я ревновал. Сильно, — всё, что могу выдавить.
Крыть мне больше нечем. Хотя звучит откровенно жалко.
— А сейчас не ревнуешь?
Да что ж за хуйня. Всё дальше в угол загоняет и смотрит глазищами своими колдовскими. А я на многое готов, чтобы только осталась. Чтобы смотрела на меня как сейчас.
— Нет.
— Тогда скажи, что изменилось?
Что? Вот что она хочет от меня услышать? Что я слепой болван? Или что всё равно до конца в ней не уверен, но мне откровенно плевать, было это чертово предательство или нет? Что жрать с рук ее готов как преданный пес?
— Я люблю тебя, — обхватываю Олино лицо и наклоняюсь низко. — Люблю. И мне похер на всё.
Отстраняется и неожиданно громко смеется, запрокидывая голову к потолку. Застываю, не понимая, как реагировать на ее смех. Вытирает пальцами слезы, текущие по щекам. Пугающая картина: на лице счастливая улыбка, а плачет навзрыд. Не сразу понимаю, что у Оли истерика.
Обхватываю за талию и прижимаю к себе, глажу по тонкой спине, матеря себя в мыслях на чем свет стоит.
— Не плевать тебе, просто Макар Багиров не привык себе отказывать, — смотрит с откровенной жалостью, чуть успокоившись. — В твоей голове я как была предательницей, так и осталась. Разве до этого ты не считал, что любишь меня? Так, как любишь сегодня? Но всё равно поверил в ложь и сделал то, что сделал. Господи! Да ты даже не удосужился объясниться! Я даже этого оказалась недостойна!
Отталкивает меня и отходит к стене. Обхватывает себя руками.
— Так не любят, Макар, — шепчет в отчаянии. — Это всё что хочешь, но не любовь.
Перед глазами все плывет, в груди дыра размером с кратер. Понимаю, что теряю ее. Если Оля сейчас уйдет… Призрачный шанс на светлое будущее ускользает из пальцев, как бы я за него ни хватался.
— Я докопаюсь до правды и всё исправлю, — бросаю отрывисто.
— И что мне делать с твоей правдой? Я не хочу больше. Не могу, — отступает назад, когда я делаю полный решимости шаг к ней.
Ломая легкое сопротивление, прижимаю Олю мягко к стене и целую соленые губы. Отвечает, до боли вцепившись в волосы на затылке, а сама плачет. И я внутри вою вместе с ней. Руки дрожат, меня колотит, малышку тоже нехило швыряет из стороны в сторону. То прижимает, то отталкивает, остервенело впиваясь в мои губы.
— Не отпущу, — рычу, чуть отстраняясь, так как легкие горят от нехватки кислорода. Снова нахожу губы, на этот раз нежно касаюсь. — Прости, прости, прости, — повторяю как мантру, ловя губами слезинки и снова мягко целуя.
— Я не могу, Макар, — плачет горько, отчаянно упираясь в мои плечи. — Не могу! — срывается на крик, выворачиваясь из рук. — Как мне тебе верить? Как? Ждать в страхе новой лжи? Да пусти ты меня!
Отступаю, тяжело дыша, а Оля опрометью бросается из гардеробной, забегает в ванную. Слышу, как щелкает замок.
Ярость от безысходности вновь закипает в венах. Глубоко дышу, пытаясь успокоиться, чтобы не пугать Олю. Смотрю на валяющийся в углу чемодан, и беспросветный мрак снова окутывает душу.
Я загнан в угол. Не силой же мне ее удерживать. А отпустить — откровенно трушу.
Пищит телефон в кармане. СМС от Руслана.
«Приятной дро… времяпровождения».
Открываю приложение, сопряженное с камерами, и смотрю на пустую кровать в Ольгиной квартире. Затем на экране появляется довольная рожа Руслана, и следом сообщение.