Любовь цвета боли 2
Шрифт:
Пока я развешиваю шары снизу, Макар, балансируя на стуле, упорно пытается прикрепить к мохнатой верхушке звезду.
За окном давно стемнело, в доме уютно пахнет хвоей и свежезаваренным липовым чаем, сотнями огоньков переливаются гирлянды. А меня ни с того ни с сего затапливает острым чувством умиления и тепла. Вдруг становится так важно, что запомнил, с каким восторгом ждала этот праздник. Тогда, когда еще всё было хорошо… Приехал с самого утра, вломился, настоял…
И каша эта… вкуснее всех, которые я когда-либо ела. Для меня никто и никогда не варил кашу на завтрак.
Что-то я совсем расклеилась.
— Пошли чай пить, — зову Макара, наконец установившего звезду.
В повисшей тишине ужинаем заказанной пиццей, а потом долго сидим за столом, я пью уже вторую чашку чая. Неосознанно, а может, наоборот, оттягивая момент, когда придется уйти. Макар тоже молчит, только смотрит неотрывно, заставляя меня слегка нервничать и смущаться, потому что никак не получается прочесть его взгляд.
Совершенно некстати до меня доходит, что мы одни в квартире, за окном если и не глухая ночь, то поздний вечер точно, и пахнет от Макара так вкусно, и смотрит он так… цепко. Незаметно прижимаю вмиг вспотевшие ладони к штанам свободной шелковой пижамы, ощущаю, как щеки наливаются краской, прячу взгляд.
Натянув улыбку и стараясь вести себя как можно более непринужденно, встаю из-за стола, собираю чашки, иду к мойке, слыша, как грохочет в ушах пульс. Сердце пропускает удар, когда Макар поднимается следом. Он отходит к окну, но лишь для того, чтоб открыть себе лучший обзор. Судорожно выдыхаю.
— Ты специально это делаешь? — спрашиваю, по десятому кругу ополаскивая кружку.
— Что делаю?
— На нервы мне действуешь, — мою вторую чашку, мельком мазнув по нему взглядом.
— Чем? Тем, что смотрю на тебя? — спрашивает, вскинув брови. — Трогать мне тебя запрещено, особенно так, как хочется мне. Так что только смотреть и остается… Нет, если ты, конечно, хочешь…
— Не хочу!
— Я бы, конечно, поспорил, но, как прилежный ученик, усвоил урок о личном пространстве. Оль?
Выключаю воду и поворачиваюсь корпусом к Макару.
— Можно мне… — опускает взгляд на мой живот, прикрытый свободной рубашкой пижамы. — Пожалуйста, — добавляет тише.
Во рту сразу же пересыхает от будоражащей мысли, что Макар коснется меня так интимно, но я согласно киваю, почему-то не в силах отказать, и безотрывно наблюдаю за его приближением.
Опускается на колени, не отводя глаз, едва уловимо ведет по бедрам, ныряя ладонями под край рубашки. Дыхание перехватывает, когда теплые большие ладони накрывают живот, а на мужских губах появляется нежная улыбка.
— Мне до сих пор не верится, — глядя снизу вверх, говорит тихо.
Киваю, не в силах ответить. Так некстати накатившие слезы умиления душат где-то в горле.
— Какие они сейчас? Совсем еще маленькие, да? — поглаживая едва заметно выпирающий животик, спрашивает.
— Как два кочанчика капусты. Брюссельской, — добавляю с улыбкой, когда смешно хмурит брови.
Господи, какие только ассоциации в беременную голову не приходят. Жуть! Учитывая, что ненавижу вкус этого овоща всеми фибрами души.
Проваливаюсь в другое измерение, стоит только
В воспаленном сознании всплывает наша вторая встреча. До мелочей четко вырисовывается образ мрачного, страшного мужчины из подвала. С мертвенно холодным взглядом, пробирающей до ужаса энергетикой и обезоруживающим равнодушием в голосе. Казалось, что там и закончится моя жизнь.
??????????????????????????И сейчас. В реальности. Стоит на коленях посреди маленькой кухни, водит подрагивающими ладонями по талии и воркует о любви к двум крохам, живущим во мне.
Глава 28
Ольга
Совершенно незаметно мы перемещаемся в гостиную, на диван. За окном завывает вьюга, по телевизору фоном идет очередной новогодний фильм, длинные мужские пальцы лениво перебирают мои рассыпавшиеся локоны. То и дело проваливаясь в дрему, упорно ловлю за хвост мысль, что уже давно пора выпроводить Макара и ложиться спать. Отпуск незаметно подошел к концу, завтра мне заступать на ночную смену. Нужно выспаться и набраться сил, потому как в праздники у нас вместе с хирургией вечно аврал. То поножовщина по пьяни, то неудачно запущенный фейерверк, то обострившиеся панкреатиты — в общем, работы хватает.
Я, конечно, подозреваю, что у Макара немного другие планы на сегодняшний вечер и предстоящую ночь, по крайней мере, остаться в стенах квартиры, но перевоспитательный процесс запущен и требует моей выдержки и железобетонной непоколебимости.
— Уже поздно, — сажусь и поворачиваюсь к Макару.
— Значит, выгоняешь, — усмехается беззлобно.
— Не выгоняю, а в благих целях держу дистанцию.
— Мы можем отлично дистанцироваться. Ты — в спальне, я — на диване. Между нами десять метров, дверь и мое честное слово, что приставать не буду.
— Диван маленький и не раскладывается, а ты — большой, — пряча улыбку за копной волос, поднимаюсь и отхожу на шаг.
— Вредничаешь? — показательно грозно хмурит брови, откидывается на мягкую спинку, демонстративно вытягивая руки.
Дескать, никуда не торопится.
— Ну что ты. Пекусь исключительно о твоем комфорте, — включаясь в игру, парирую. — Вдруг нерв какой зажмет или спину прихватит, а я себя потом виноватой чувствовать буду. Нервничать, волноваться… Мне ведь покой нужен и преимущественно положительные эмоции.
Упрямо стою на своем, хотя вижу, как Макар скользит жадными глазами по моему телу. Оценивающе так, провокационно. Наверняка прикидывает, насколько положительно и в каких плоскостях может закончиться этот вечер.
— Не жалко? По новостям передавали природный катаклизм: метель, заторы, город весь в пробках стоит, а ты меня в ночь под хвост гонишь…
На жалость давит… Бессовестно бьет ниже пояса, я ведь и правда теперь волноваться буду, глаз не сомкну от мыслей, доехал или нет. Меняет тактику, значит, раз напролом нельзя, с фланга решил зайти…