Любовь цвета боли 2
Шрифт:
— С чего вы взяли, что я волнуюсь?
— Опасаетесь так точно, — снова наши взгляды встречаются в зеркале заднего вида. — Когда всю жизнь работаешь с людьми, правильно считывать эмоции и предугадывать мысли входит в привычку.
— Так вы психолог в прошлом? — спрашиваю, внимательнее вглядываясь в грубоватое лицо.
— Ха, — весело хмыкает. — Можно и так сказать.
Угу, понятно, что ничего не понятно.
— А куда делась предыдущая охрана?
— Уволили.
— Всех? — спрашиваю ошеломленно.
Хорошие же парни работали. Дисциплинированные,
— Тех, кого нанимал непосредственно предыдущий начальник охраны.
— Руслана тоже уволили? — вот теперь я вообще ничего не понимаю.
— Вероятнее всего, да. Мы подчиняемся Михе — он наш начальник.
Господи, что же там происходило в мое отсутствие, если Макар и с Русланом так поступил? А главное, за что? В чем причина?
— А что случилось, не знаете?
— Мое дело маленькое: не задавать лишних вопросов и не лезть куда не просят. Я и так, похоже, сболтнул лишнего.
Пока брожу по торговому центру, мысли всё никак не отпускают. Макар ведь с Русланом близкие друзья, даже больше — почти братья. Серьезно повздорили, раз решился на такие меры?
Выбрав то, что нужно, спускаюсь на первый этаж и заглядываю в кондитерскую лавку. Придирчиво выбираю из разнообразия сладостей самые аппетитные пирожные и тортик.
На работе, едва успеваю переступить порог отделения, срочный вызов в операционную. Быстро принимаю смену, благо пациент только один и сейчас в стабильном состоянии. Отпускаю врача и полностью сосредотачиваюсь на предстоящей операции.
Через три часа, удостоверившись, что прооперированный стабилен и благополучно отошел от наркоза, возвращаюсь в отделение.
— Как тут у нас? — спрашиваю у Прокопьевны, заполняющей на посту журналы.
— Полный порядок, — отвечает она, как-то подозрительно пряча улыбку.
— Лен, приготовь пока историю нашего пациента, я ознакомлюсь, — поворачиваюсь ко второй медсестре, нашей Леночке-моднице. — Пять минут — и идем на обход.
В комнате для персонала прячу продукты для праздничного ужина в холодильник, поправляю волосы перед зеркалом и, отойдя на шаг, придирчиво оглядываю свою фигуру в белом халате. Не заметно ли пока мое интересное положение?
Выхожу в коридор, на посту пусто, в отделении тишина. Подхожу к столу, беру историю, по пути в палату открываю листы наблюдения. Пациент поступил утром, две остановки сердца, фибрилляция предсердий, гипертония, головокружение, одышка — вполне стандартный набор сердечника.
??????????????????????????Толкаю дверь, в палату просматривая листы назначений.
— Серьезно? — уперев руки в бока, застываю на пороге.
Глава 31
Ольга
Еще на третьем курсе в очередной книге по психологии я как-то прочитала, что в момент сильного эмоционального потрясения человек проходит через четыре стадии. Первая — резкое двигательное возбуждение, вторая — ступор, третья — вялость, четвертая — истерия. Так вот, я, как только отошла от шока, с успехом
Шваркнув дверью так, что затряслись окна и, кажется, задребезжали стены, я отшвыриваю историю на пол, чтобы освободить руки и придушить своего пациента.
«Ничего, — утешаю себя в мыслях. — Разок можно, благо мы находимся в реанимации, потом откачаю».
— Ты… ты… — злость душит настолько, что не могу и слова выдавить.
— Оль, ты чего? — явно ожидая другой реакции, искренне так удивляется Макар, предусмотрительно обходя меня по дуге.
— Вот скажи, что ты за человек? — шиплю, взвинченная до предела. — Ты хоть представляешь, что я подумала, когда увидела тебя… Какой же ты всё таки…
Голос срывается, беспомощно машу рукой в сторону больничной койки, на которой он полминуты назад лежал.
— Какой я у тебя креативный?
— Какой ты у меня ненормальный!
— Неправда, в истории другой диагноз написан.
Подбираю с пола историю болезни. Читаю на первой титульной странице, на которую отчего-то не удосужилась взглянуть сразу: «Предварительный диагноз: острый переломный момент со смещением жизненных приоритетов, — выведено размашистым почерком Прокопьевны. — Рекомендации: пожизненная терапия любовью и лаской желанным объектом — Вересовой Ольгой Викторовной. Обеспечение полного, всестороннего доступа пациента к объекту обожания для наращивания кредита доверия и круглосуточной заботы. Объятия: пока будет накапливаться кредит доверия — строго от двадцати минут в день, затем чем чаще, тем лучше. Поцелуи: не менее пяти раз в сутки, иначе терапия может не дать должного эффекта. Примечание: пациенту не рекомендуется длительное время находиться вдали от объекта обожания, это влечет за собой усугубление общего состояния больного. Могут появиться следующие симптомы: головокружение, потеря аппетита, перебои в работе сердечно-сосудистой и нервной системы, облысение, угнетение потенции, нервный тик».
— Угнетение потенции? — вздернув бровь, поднимаю взгляд на самодовольную моську Макара.
Чувствую, как щеки горят. Меня всё еще немного потряхивает. Только непонятно: то ли от испуга, когда подумала, что Макар действительно болен, то ли от всей ситуации, которую он непонятно как провернул.
— У меня стоит только на тебя, маленькая, — произносит доверительным тоном и подмигивает совсем уж… неприлично.
Опускаю взгляд и читаю дальше.
«Окончательный диагноз: не лечится».
С губ срывается нервный смешок. С ума сойти. Точно ненормальный. Моргаю часто, смахивая слезы.
— Слишком много профессиональных терминов…
— Прокопьевна у вас просто лапочка.
Похоже, мир перевернулся… Да эту лапочку старались обходить стороной все, от администрации до бродячих собак, случайно забредших на территорию больницы.
Прокопьевна как невымерший вид динозавров — такая же древняя, внушает глубокое уважение и острое желание угодить. Ее бы, может, давно попросили уйти в силу преклонного возраста, но никто не решается, откровенно побаиваясь.