Любовь цвета боли 2
Шрифт:
Наша встреча тоже была спланирована больным ублюдком. Пожалуй, только за это я ему и благодарен. За то, что в моем пластмассовом мире появилась удивительная голубоглазая девочка.
Оля смотрит с болью во взгляде, подходит и утыкается в грудь, крепко обхватывая меня руками. Глажу подрагивающие тонкие плечи, ощущая, как безбожно промокает рубашка.
— Ну чего ты, — зарываюсь носом в пшеничные волосы. — Все уже позади.
— Я тебе столько гадостей наговорила, — шепчет, всхлипывая.
— Ничего, я как-нибудь
Веду провокационно руками по тонкой спине и ниже.
— Пошляк, — фыркает, а я с кайфом смотрю, как розовеют в смущении щечки.
Эпилог
Совсем тяжко нам стало ближе к лету. Изнуряющая жара, постоянная изжога, боли в спине и капризная беременяшка.
Мы с головой окунулись во все прелести многоплодной беременности. Оля наконец сдалась, и мы переехали обратно в дом, где она, как морж, всё время откисала в бассейне, а по вечерам, когда спадала жара, нежилась на качелях в березовой рощице.
Я, если честно, до сих пор в шоке от возможностей женского организма и мужества слабого пола. Оля стала похожа на необъятный шарик, и я продолжаю недоумевать, как в моей маленькой девочке умещаются два пухляша.
Подхожу к открытому настежь окну, на улице поздняя августовская ночь, прохладный ветерок приятно обдувает лицо.
— Ты тут?
Оборачиваюсь, окидывая взглядом Олю, топчущуюся на пороге кабинета. На ней лишь моя футболка, которая открывает манящий вид на стройные ножки. Волосы заплетены в чуть растрепавшуюся косу.
Малышка не спеша приближается, что-то пряча за спиной.
— В общем, я подумала и пришла к выводу, что уже пора, — и смотрит так выразительно, словно я должен с ходу понять, о чем она толкует. — Вот, надевай, — достает коробочку, обитую синим бархатом, и вкладывает мне в ладонь.
Бросаю взгляд на часы — три ночи.
— Ты же понимаешь, что это один раз и на всю жизнь?
— Понимаю, — кивает, нетерпеливо выставив вперед руку.
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю. Можешь быстрее?
— Мы разве торопимся?
— Ты, возможно, и нет, а вот твои дети — да. Я, кажется, рожаю.
— Что? — бледнею я. — Нам же еще рано.
— Макар, ради всего святого, надевай кольцо! — слегка кривится Оля, хватаясь за меня рукой.
— У нас с тобой по-нормальному, наверное, никогда не будет, да, маленькая?
Дрожащими пальцами пытаюсь достать кольцо из коробочки. Обхватываю тонкую кисть и надеваю колечко на безымянный палец. Быстро чмокаю Олю в губы, заодно доставая телефон из кармана.
Дальше всё будто вскользь. Приезжаем в больницу. Олю забирают, и вначале мне кажется, что вообще ничего не происходит. Время тянется резиной,
— Почему она так кричит? — не находя себе места от беспокойства, спрашиваю у невозмутимого Борисовича, сидящего в кресле у стены.
— Потому что рожать — это больно, — фыркает Маша, поглаживая уже заметно подросший живот. — Вот я до сих пор не понимаю, как повелась на всё это второй раз! — тараторит моя группа поддержки, которую, кстати, никто не приглашал.
Машка, когда беременная, из милой девочки превращается в язвительного монстра.
— Знаешь, на что это похоже? Будто из тебя состав поезда выходит! Представил? — понижает голос до зловещего шепота. — А у Оли целых два!
— Маш, помолчи, пожалуйста, — просит дочку Борисович, глядя на мое почти невменяемое состояние.
— А я-то что? — пожимает плечами.
Мне кажется, проходит целая вечность, прежде чем дверь в родблок открывается и меня приглашают войти. Сразу ищу взглядом Олю. Уставшая, бледная, но такая счастливая, словно светится изнутри.
— Поздравляем, папа, у вас две здоровенькие девочки.
Присаживаюсь рядом с Олей и смотрю на два пухлощеких сверточка, с жадностью припавших к груди.
Перевожу ошалелый взгляд на любимую.
— Как девочки? Нам же мальчиков обещали, — снова смотрю на своих крошек. — Оль, что же я с ними делать буду?
— Любить, Багиров.
Смотрю на панель управления, часы равнодушно показывают, что сижу в машине второй час. Курю одну за другой. Не свожу взгляда с занавешенного окна, из которого льется ровный, чуть приглушенный свет.
Кажется, ничего сложного: выйти из машины, подняться на третий этаж и нажать на кнопку звонка. Но мне тяжело. Это как разворошить в груди осиное гнездо, позволить воспоминаниям больно жалить сознание и душу.
Сминаю пустую пачку от сигарет и рывком открываю дверь. Выхожу на улицу и быстро иду к подъезду. Пролет за пролетом, мелькают выкрашенные в зеленый цвет стены. Сердце грохочет в груди, больно ударяясь о ребра. Жму на кнопку звонка, не позволяя себе передумать и трусливо сбежать. Хотя очень хочется.
Не знаю, для чего я это делаю, но чувствую, что поступаю правильно. За этой дверью кроется мое освобождение, пусть новая встреча и раздерет меня снова на куски.
Тихие шаги по ту сторону, три поворота ключа в замке — и дверь распахивается.
Я вглядываюсь в постаревшее морщинистое лицо матери с затаенным страхом, что опять не узнает. Впитываю в себя ее образ. Седые волосы аккуратно собраны в гульку на затылке, иссохшее тело прикрывает повидавший виды, но чистый халат с ромашками, руки судорожно вцепились в ворот.