Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко
Шрифт:
Муссолини часто произносил речи о внешней политике и часто угрожал. Некоторые европейские дипломаты настолько к этому привыкли, что даже не придавали угрозам особого значения. Они не без оснований полагали, что крикливость дуче не подкреплялась ни военно-экономической мощью Италии, ни высокой боеспособностью ее вооруженных сил. Однако этих сил оказалось достаточно, чтобы разгромить бедную Эфиопию.
Италия долго выискивала повод для вторжения на ее территорию, пока наконец не спровоцировала пограничный инцидент. «Мы терпеливо нянчились с Эфиопией 40 лет, — с радостью возопил дуче, обращаясь к многотысячной толпе, собравшейся перед «Алтарем отечества» — грандиозным памятником Виктору-Эммануилу II, который во второй половине XIX века объединил Италию, — теперь хватит!»
Захватчикам противостояло многочисленное, но почти безоружное воинство: ножи, копья, стрелы, допотопные винтовки были слабым противовесом танкам, артиллерии, самолетам и даже отравляющим веществам противника. Однако итальянским войскам, увязавшим в песках и не отличавшимся высоким боевым духом, потребовалось более семи месяцев, чтобы подавить сопротивление эфиопов. Они действовали в «лучших традициях» колонизаторов: выжигали леса, где скрывались беженцы, уничтожали деревни и поселки, расстреливали из пулеметов машины и объекты Красного Креста.
Лига Наций объявила Италию агрессором и приняла решение о применении к ней экономических санкций. Внутри страны это вызвало небывалый по масштабам взрыв националистических настроений. По Апеннинам прокатилась волна шовинистических манифестаций, молодые фашисты бросились записываться добровольцами на фронт, а власти развернули кампанию под названием «Золото — родине!». Трудно сказать наверняка, был ли именно Муссолини автором идеи сбора изделий из драгоценных металлов, но сам замысел оказался откровенно подлым — отобрать у итальянцев обручальные кольца, которые во многих семьях были единственной ценной вещью. Длинные вереницы людей потянулись к центральным площадям городов и поселков, чтобы опустить свои золотые кольца в дымящиеся курильницы и получить из рук монахов оловянные, становившиеся символом патриотизма. На площади Святого Петра в Риме первыми отдали кольца королева Елена и Ракеле Муссолини. Уклониться от участия в этой «добровольной» процедуре было невозможно. Люди побогаче в спешке покупали и жертвовали тонкие кольца, а свои собственные прятали до лучших времен. Вся эта кампания в конечном счете вылилась в гигантский фарс, так как кольца разворовали фашистские иерархи. После крушения режима они были обнаружены в квартирах некоторых из них — на этих кольцах крепились занавески.
Празднование победы над поверженной Эфиопией вылилось в национальный праздник. Король удостоил главу правительства большого военного «ордена Савои» за «подготовку, руководство и победу в самой крупной колониальной войне, какую знает история». Будучи абсолютным профаном в военном деле, дуче действительно пытался из Рима руководить боевыми операциями в пустыне. Он слал бесконечные телеграммы, которые престарелый маршал Э. Де Боно аккуратно складывал в верхний ящик походного стола. Теперь же, стоя на излюбленном балконе палаццо «Венеция», дуче снисходительно взирал на захлебывавшиеся в неподдельном энтузиазме толпы, мечтая о новых военных лаврах, захваченных землях и покоренных народах. Бедный Муссолини! Он наверняка рассмеялся бы в лицо тому сумасшедшему, который осмелился бы предположить, что всей его империи не суждено прожить и десятка лет, а нынешний триумф — это не начало победоносного шествия, а первый шаг на пути к неминуемой катастрофе. Такого «сумасшедшего» в тот момент рядом с ним не оказалось, но уже маячила зловещая тень другого — могущественного маньяка, захватившего власть в Германии.
Может показаться странным, но отношения между Гитлером и Муссолини, несмотря на вроде бы явное «родство душ», сходство идеологии и режимов, были далеко не братскими, хотя иногда выглядели таковыми. Диктаторы не питали друг к другу не только товарищеских чувств, но даже сколько-нибудь искренней симпатии. Применительно к Муссолини это можно утверждать
В 20-е годы, будучи уже вождем фашизма и итальянской нации, Муссолини видел в Гитлере мелкого подражателя своих идей, слегка бесноватого, немного карикатурного выскочку, написавшего «нечитабельную книгу «Майн кампф». Исполненный собственной значимости, дуче считал фюрера весьма слабым политическим деятелем, лишенным многих качеств, необходимых настоящему политику, и оказавшимся на «гребне волны» лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Единственное, что несомненно импонировало Муссолини, — это восторженное, по крайней мере внешне, отношение фюрера к нему как к политическому наставнику.
Всерьез «присмотреться» к Гитлеру пришлось в начале 30-х годов, когда национал-социалисты так окрепли, что заявили о своих претензиях на власть. Дуче стал более благосклонным и в знак расположения даже послал фюреру свою фотографию — прежде, несмотря на настойчивые просьбы Гитлера, он дважды отказывался это сделать.
Их первая встреча произошла лишь после прихода нацистов к власти — 14 июня 1934 года. Самолет фюрера приземлился на авиабазе Сан-Николо ди Лидо близ Венеции. Гитлер был в штатском: черный пиджак, длинные брюки в полоску, лежащие гармошкой на черных ботинках, серая фетровая шляпа и перекинутый через руку желтый непромокаемый плащ. Общий вид — провинциальный чиновник второго разряда, окруженный плотным кольцом дюжих молчаливых эсэсовцев.
Муссолини являл собою полную противоположность фюреру: блестящий парадный мундир, феска, высокие сапоги со шпорами, инкрустированный кинжал на боку. Внешний контраст был слишком разителен. Мелкий, тщедушный Гитлер, даже отдаленно не напоминавший воспетого Ф. Ницше «сверхчеловека», сразу не понравился расфуфыренному дуче. Эта неприязнь усилилась во время беседы, проходившей на вилле «Пизани ди Стра», где когда-то размещалась резиденция Наполеона. По словам очевидцев, дуче высунулся из окна комнаты, в которой шли переговоры, и сказал ожидавшим на улице иерархам: «Он сумасшедший, сумасшедший!» Его реакция бьша вызвана тем, что Гитлер превратил беседу в нескончаемый монолог: два часа кряду он пересказывал Муссолини «Майн кампф».
Ни о чем конкретном диктаторам договориться не удалось. Вопрос о преобладающем влиянии в Австрии, на которое претендовали и Италия, и Германия, тщательно обходился стороной, но камень преткновения между ними оставался и месяц спустя превратился в нешуточный конфликт. Переодетые нацисты убили премьера альпийской республики Э. Дольфуса, который снискал личное расположение Муссолини и в своей политике ориентировался на Италию. «Гитлер несет ответственность за происшедшее, — возмутился дуче. — Пора покончить с этим ужасным сексуальным дегенератом, опасным типом!» Он подтянул четыре дивизии к границе с Австрией, дав понять, что не остановится перед решительными действиями. Но Гитлер не счел нужным идти на обострение конфликта и публично отмежевался от организаторов путча. Он проглотил обиду и сделал вид, будто ничего не произошло.
После этого инцидента отношения между фашистскими режимами и лично Гитлером и Муссолини пошли на лад. В нарушение блокады, установленной Лигой Наций, Германия поставляла в Италию промышленное оборудование и сырье, а с лета 1936 года оба диктатора стали активно поддерживать мятежников генерала Ф. Франко в Испании.
Нюхом и нутром прожженного политикана Муссолини чувствовал, что в Европе назревал крупный вооруженный конфликт, в котором Италии нужно будет принять участие. И хотя логика событий неумолимо толкала его в объятия Гитлера, не скрывавшего своих пангерманистских намерений, решающий выбор в пользу Германии дуче сделал лишь в сентябре 1937 года после своего первого визита в рейх. Фюрер в полной мере взял реванш за неблагоприятное впечатление, оставленное им у дуче после встречи в Венеции. Он устроил Муссолини такой прием, который по пышности и торжественности аналогов в истории Европы до сих пор не имел.