Любовь длинною в жизнь
Шрифт:
— Это не из-за ребенка, — говорю я. — Из-за фотографии. Я не смогла бы остаться, даже если бы захотела. Если мой отец увидит этот журнал, он, черт возьми, сойдет с ума. В следующий раз он не просто ударит, убьет меня на хрен.
Лицо Каллана искажается. Он делает шаг назад.
— Что? Что значит, не просто ударит тебя? Когда он тебя бил?
Дерьмо. Я не хотела этого говорить. Просто отвлеклась, стараясь не разразиться потоком слез, совсем не думала о словах, которые слетают с моих губ.
— Я не имела в виду...
Каллан поднимает руку, уводя меня от спальни своей
— Твой отец ударил тебя? Когда? Что произошло?
Я вздыхаю. Его реакция мгновенная, такая, какую обычно приберегают для экстренных новостей. Это свежо для него. Зверство, которое требует действий. Для меня жестокость настолько обыденна, что стала рутиной. Здесь нет ничего удивительного. Никакого возмущения.
Борьба полностью оставила меня. Я даже не могу собраться с силами, чтобы продолжать лгать об этом. Чувствую усталость не только в теле, но и в душе.
— Он всегда так делал, Кэл. Всегда. С тех пор, как умерла моя мама.
Каллан тяжело опускается на кровать. Несколько фотографий соскальзывают с его одеяла и падают на пол. Я вижу фотографию себя, лежащей на спине, окруженную высокой травой, с лицом, освещенным золотым солнечным светом. Улыбаюсь, показывая зубы, но вижу тихую боль, затаившуюся в моих глазах. Как он мог этого не видеть? Как он мог этого не замечать?
— Черт побери, Корали. Ты должна была что-то сказать.
— Я много чего должна была сделать.
— Значит, синяк был оттого, что он тебя ударил? Не от игры в лакросс?
— Да. — Мой рот принимает форму слова, но настоящего звука не выходит. По крайней мере, не думаю, что это так. В ушах звенит от пронзительного шума, который заглушает все остальное.
Каллан закрывает лицо руками и долго сидит так, его плечи поднимаются и опускаются, когда он глубоко дышит. Когда он наконец поднимает на меня взгляд, его глаза налиты кровью, а лицо еще более серое, чем раньше.
— Ты должна остаться, — говорит он. — Что я могу сделать, чтобы ты осталась?
Я смотрю на него и вижу в своей жизни все, что приносит мне радость. Вижу часы, проведенные на берегу реки после школы. Вижу, как нежно он изучает меня, когда находится внутри меня. Вижу любовь и надежду. Вижу возможность. И это чертовски больно. Я подхожу к нему, кладу руку ему на щеку, чувствуя, как острая щетина царапает мою ладонь.
— Ничего, Каллан. Ты ничего не можешь сделать. — У меня сдавленный голос, когда я выдавливаю следующие слова: — Не ходи за мной. Прости... Прощай.
Я быстро целую его, прижимаясь губами к его губам. Каллан хватает меня за запястье, издавая болезненный сдавленный звук, но я отстраняюсь.
Поворачиваюсь и ухожу, не оглядываясь назад.
Глава 21
Каллан
Вина.
Настоящее
— Я ничего не понимаю. — Продолжаю смотреть на Корали, пытаясь понять, о чем, черт возьми, она говорит, но это просто не имеет никакого смысла. — Ты говорила мне тогда, в школе, что такое бывает. Что иногда у женщин
— Да. И это моя вина. Я должна была уйти. Я собиралась попросить тебя пойти со мной, но...
— Но что?
— Я пришла к тебе в тот вечер, Каллан, и твоя мама была так больна. Ты был единственным, кто мог ей помочь. Любил ее и терял. Что бы ты сделал, если бы я попросила тебя уйти?
— Я бы уговорил тебя остаться. Со мной. Могла бы переехать в этот дом. Ты же знаешь, что моя мама была бы не против. Особенно если бы она узнала, что с тобой происходит. Твою мать, Корали! Я не могу в это поверить. — Она выглядит измученной своим признанием. Медленно оборачивает одно из покрывал вокруг своего обнаженного тела, слезы текут по ее лицу.
— Я не могла оставаться рядом с этим домом больше ни секунды. Не могла жить здесь, в соседнем доме, зная, через что мне пришлось пережить в том подвале. Он никогда бы меня не отпустил. И ты бы это понял. Поехал бы со мной, Каллан, а Джо нуждалась в тебе. Вы оба нуждались друг в друге. Я не могла так поступить с вами обоим.
— Это было не твое решение, Корали. Боже. Не могу поверить, что ты мне не сказала.
Я встаю и иду обратно на кухню, где нахожу свою одежду. Надеваю боксеры и джинсы, а затем несу одежду Корали обратно к ней, где она сидит на диване, завернутая в потрепанную старую материю, которую стащила с кофейного столика. Она забирает у меня свои вещи и быстро одевается, не глядя на меня. Прислоняюсь к дверному косяку, наблюдая за ней, разрываясь между криком и плачем. Она прошла через это одна. Прошла через весь этот ужас одна, а я бы поддержал ее. Я бы позаботился о ней, будь у меня такая возможность, но она предпочла нести это бремя на своей спине, и посмотрите, что произошло.
— Так ты была здесь? Все это время, пока я думал, что ты в Нью-Йорке, ты была здесь? По соседству? В подвале?
Корали закрывает лицо руками, всхлипывает, качает головой вверх-вниз. Она не может говорить. Меня тошнит, я бегу на кухню и, наклонившись над раковиной, блюю, мой живот и спина напрягается, напрягается все тело, когда понимаю, что это значит. Она была совсем одна. Корали бесшумно появляется на кухне, все еще плача, хотя, кажется, уже пришла в себя. Она кладет руку мне на спину, и я оборачиваюсь, хватая ее за запястье.
— Ты любила меня? Тогда? — рявкаю я.
— Конечно, я любила тебя. Половину времени не могла дышать без тебя, Каллан.
— Тогда как ты могла держать меня в таком неведении? Почему ты не доверяла мне настолько, чтобы позволить защитить тебя?
Она опускает голову, тяжело сглатывая.
— Я всегда доверяла тебе, Каллан. Всегда. Но тогда все было ужасно, и знала, как это на тебя подействует. Правда о том, что произошло, вывернуло бы тебя наизнанку, и было уже слишком поздно, чтобы уберечь меня. Я была за гранью спасения. А ты... ты все еще мог спастись. Знала, что потеря Джо и так будет достаточно душераздирающей. Я не могла навалить на тебя еще больше боли и страданий. Просто не смогла этого сделать.