Любовь это... Не для меня

Джулай Галина

Иду к расписанию, узнаю, где у Кареглазки занятия, и направляюсь туда. Мне нужно знать, прочитала она письмо или нет. Мне жизненно необходимо знать, какое решение она приняла. Или сказать все то, что я писал, если письмо было уничтожено до прочтения.

По дороге вылавливаю какую-то девчонку и прошу ее мне помочь. Та кокетливо улыбается и соглашается. Правда, когда узнает в чем заключается помощь, дует губы, но просьбу мою все равно выполняет.

Минута ожидания кажется вечностью, но вот двери приоткрываются и появляется она, моя девочка-загадка. Увидев

меня, она дёргается в сторону двери, но я прошу не убегать, и она остаётся.

— Ты получила мое письмо? — она кивает в ответ. — Ответишь? — спрашиваю и с замиранием жду ответа.

Наблюдаю, как она снова натягивает длинные рукава, скрывая пальчики, зажимает их в ладошках, и смотрит внимательно, но застенчиво, с опаской, но с интересом. Я прилагаю все усилия, чтобы стоять на месте, не броситься к ней и не прижать эту Кнопку к груди. И тут она меня удивляет, делает пару шагов ко мне и начинает говорить:

— Я хочу, чтобы ты знал, — ее голос дрожит, а я боюсь сделать лишний вдох. — Я не злюсь на тебя… — что-то теплое разливается в душе от этой фразы. — И прощаю… Твоя совесть может быть спокойна… — каким-то шестым чувством понимаю, что сейчас будет "но", поэтому перебиваю ее.

— Кареглазка, это не то… Нет, это, конечно, я тоже хотел услышать, но… — делаю шаг вперёд, сокращаю расстояние между нами до минимума. — Я хочу быть с тобой.

Она молчит, а я осмеливаюсь и решаюсь прикоснуться к ее кукольному личику. Ее глаза всего на мгновение прикрываются от удовольствия, но, словно опомнившись, она делает шаг назад.

— Я говорила, — снова начинает говорить она. — Мы не можем общаться в реальной жизни.

— Почему? Там в кафе и сегодня в столовой ты общалась с… ним. Почему не можешь со мной? Мы знаем друг друга не один день. Меня ты знаешь точно. Я никогда не врал тебе. Почему нет? — я заводился, начинал злиться. Потёр лицо руками, чтобы немного прийти в себя. И уже более спокойно прошу. — Объясни мне, пожалуйста, Люба, я хочу понять.

— Ты же обещал не подходить, обещал ждать… Это все ложь? — бьёт она по больному.

— Прости, да, я нарушил обещание. Но я должен знать, чего мне ждать. Ты ведь ничего не сказала.

— Я прощаю, но это всё. Надеюсь, ты выполнишь обещание и больше подходить не будешь.

— Это моё наказание? Ты так хочешь меня наказать?

— Я не хочу тебя наказывать, — теряет она спокойствие. — Я просто не могу с тобой общаться.

— Не могу, — хватаюсь я за соломинку. — Я сейчас правильно понимаю ты хочешь, но не можешь?

Она отворачивается, прячет взгляд. А я снова сокращаю расстояние между нами и делаю то, чего так сильно хотел все это время — прижимаю ее к себе. Она не успевает среагировать и оказывается прижата крепко к моей груди. Ее макушка оказывается на уровне моего сердца, что в данный момент пытается вырваться наружу. Она такая маленькая. Моя маленькая Кнопочка. Звонок разрушает это мгновение и она вырывается из моих рук. Точнее, я позволяю ей это сделать. Двери аудиторий начинают открываться и коридор заполняется студентами.

— Я буду ждать, — успеваю

сказать, прежде чем поток людей нас разделяет и Люба скрывается от меня в этой массе.

У меня пары закончились, но была ещё тренировка и я пошел туда. Она простила и зла не держит. Но и к себе не подпускает. Почему? Черт побери, почему? У кого спросить — я не знал. Да и навряд ли кто-то, кроме Любы, сможет мне ответить. И я решил просто ждать. Пока что просто ждать.

Ники на тренировке не было, она пришла только к концу. И как только просвистел свисток, означавший конец тренировки, спустилась ко мне.

— Я кое-что узнала, — с улыбкой сообщила она.

— Ты о чем? — Стас оказался рядом.

— Про того парня.

— Слушаю, — я весь превратился в слух.

— Он перевелся к нам осенью. Что удивительно — в конце октября. Откуда точно — не знаю. Он на пятом курсе экономического, общается мало с кем. Зовут Скворцов Владимир.

— Спасибо, — говорю девушке и иду в раздевалку.

Ну что же, Скворцов Владимир, нужно узнать, что ты за птица. И чего ты крутишься возле моей девочки.

То, что Люба моя, я не сомневаюсь. Я решил это для себя, осталось объяснить это ей. Все ее объяснения, почему она не хочет быть со мной, не имеют какой-то веской причины. И опять же, она говорит "не могу", а не "не хочу". И это вселяет надежду, что есть возможность изменить ее "не могу" на "могу".

Я уже ехал в клуб, когда мне позвонил Захар и сказал, что маму опять забрали в больницу. Насколько я знал, до родов ей оставалась ещё несколько дне, так по крайней мере говорили врачи.

— Она рожает? — взволновано уточнил я.

— Пока нет, сказали схватки ложные, но в стационар все равно забрали.

— Она в той же клинике?

— Да.

— Понял, завтра навещу.

37

Люба

Боже, лицо горит, а руки всё ещё дрожат. Что он со мной делает? Толпа студентов помогла мне затеряться, спрятатьcя, исчезнуть с его поля зрения. Но вот чувства мои взбудоражены до предела. Пульс до сих пор стучит в висках.

На последнюю пару я не остаюсь, трусливо убегаю домой. Не спешу садиться в автобус и несколько остановок иду пешком в надежде, что морозный воздух охладит мои щеки и приведет в порядок мысли. Только все напрасно, я замёрзла, а в голове всё та же каша. И его последний вопрос, как на репите.

— Не могу? Я сейчас правильно понимаю ты хочешь, но не можешь?

Конечно, он все правильно понимал, но разве могла я это озвучить? И эти его объятия, такие крепкие, но нежные, как же тепло и надёжно в них было. И как хотелось задержаться в них надолго.

Какая же я глупая. Зачем изводить себя этими мыслями? Зачем я раз за разом перематываю в голове эти моменты? Мне только больнее становиться. Не думать, не думать. Прошу себя, но не получается.

Окончательно замёрзнув, я дожидаюсь автобус и еду домой. Первым делом завариваю себе горячий чай, а потом устраиваюсь с учебником прямо на полу, прислонившись к теплой батарее.