Любовь фрау Клейст
Шрифт:
— Что значит инвалидом? — спросила Луиза.
Он опять пожевал губами и сказал, что значить это может все что угодно: от хронической депрессии и эпилепсии до «грубой инвалидизации», то есть неспособности к самообслуживанию.
Сил нет писать. Посплю и поеду в больницу, останусь там на ночь.
Луиза эту его женщину видела.
Любовь фрау Клейст
Алексей никак не думал, что Полина пригласит его к себе встречать Новый год. После «Белой армии» они встретились всего один раз, и
— Сижу и скучаю. Одна, как сова. Дитя в зимнем лагере.
Пошел, побежал. Машина сломалась, была в гараже на починке. Земля стала белой от долгой метели, а снег все струился, все шел себе, шел, и деревенские просторы, по которым неслась электричка, напоминали столпотворение облаков.
Она была в черном коротеньком платье, причесана гладко и сильно накрашена. Он, впрочем, никогда не замечал в ее внешности ничего того, что замечали другие и что было важно для них. Он знал, что у Полины чудесные темно-фиалковые глаза с выпуклыми веками и редкими загнутыми ресницами. Она выше среднего роста и очень худа. Из выреза черного платья торчали ключицы. На голых руках, слегка оттененных пушком, до сих пор сохранился оранжевый летний загар, привезенный с турецкого курорта.
Ее душевные качества его не интересовали. Так же как от воздуха не ждешь постоянно того, чтобы он был прозрачным, но ждешь, чтобы он просто был, так и от Полины нельзя было требовать ничего, кроме того, чтобы она просто была рядом.
— Ну, вот, — сказала она, зажигая свечи. — Ура. Все готово. Садись и давай пировать.
Без десяти двенадцать раздался звонок в дверь, потом в нее бешено заколотили кулаками.
— А, так я и знала! — Облачко набежало на ее лицо. — Явился, конечно.
— Кто это? — Насупился Алексей.
— Мой бывший. А кто же? Сейчас он устроит!
И, легко вскочив, выбежала в коридор.
Он сразу узнал лицо ее мужа, хотя очень редко смотрел телевизор. В руках у вошедшего были цветы, но дряблые, словно несвежие. Он был в очень стильном песочном пальто, обмотан каким-то невиданным шарфом.
— Гуляешь, Полинка? — рокочущим басом спросил бывший муж и отодвинул ее рукавом, таким длинным, что он показался пустым. — А кадр откуда? Неужто любовник?
Она прислонилась затылком к буфету и закрыла глаза, словно предоставляя Алексею самому решить, что ему делать.
— Проваливай, милый, — миролюбиво сказал муж и бросил цветы на стол. — Новый год наступает.
Из негромко работающего телевизора забили куранты, и голос диктора принялся отсчитывать оставшиеся минуты.
— Три, два, один…
Вместе с криками «ура», взорвавшимися
— Кому я сказал!
Алексей посмотрел на Полину, которая все еще стояла с закрытыми глазами, и, опустив руки на светло-песочные плечи актера, вдруг вмял его в стену. В ответ муж ударил его по лицу.
— Кончайте, — устало сказала Полина и оторвалась от стены. — Алеша, останься. А ты — пошел вон.
— А я «пошел вон»? — удивился актер. — Да что с тобой, детка? Поганок наелась? А ты — пошел вон. У нас Новый год. Сам не видишь?
Размахивая полупустыми рукавами, актер бросил Алексея и, с обезьяньей ловкостью вскочив на стол, рванул на себя переливающуюся люстру. Люстра сорвалась с потолка, посыпалась вся голубыми огнями. Актер тут же спрыгнул, распахнул окно и с криком победы швырнул ее вниз. Внизу завизжали, потом засмеялись.
В комнате стало почти темно, мерцала в углу новогодняя елка. Полина, побледневшая до самых корней своих темных волос, молча распахнула перед мужем дверь и, закусив нижнюю губу, застыла на пороге.
— Твой выбор, — сказал бывший муж. — Будешь плакать.
После его ухода они несколько минут сидели молча, не глядя друг на друга.
— Умойся, — попросила она тихо. — Там чистое все. Полотенце, салфетки. Умойся, и сядем за стол.
Алексей покорно пошел в ванную, смыл с себя кровь, приложил к заплывшему глазу смоченное в холодной воде полотенце, вернулся к столу.
— Прости, — она всхлипнула. — Черт ненормальный!
— Ты что, его любишь? — спросил он, с трудом ворочая распухшим, соленым от крови языком.
— Любила ужасно.
— Сейчас тоже любишь?
— Сейчас не люблю. А ты уже хочешь уйти?
— А зачем я останусь?
Она ничего не ответила на это, встала, пошла в другую комнату, а он остался и сидел за столом со своим заплывшим глазом и ноющей скулой, согнувшись над нетронутой тарелкой, до тех пор, пока не услышал ее сильный голос:
— Иди! Ты чего там сидишь?
Через два месяца Полина сказала ему, что ждет ребенка.
11 января Вера Ольшанская — Даше Симоновой
Не писала тебе неделю, совсем нет сил. В голове одно: добраться до кровати и провалиться.
Сегодня утром я пришла в Склиф около девяти. Гришу только что увезли на томографию, за которую я, кстати сказать, заплатила отдельно: на весь Склиф всего два томографа. Вышла в коридор, смотрю на улицу: снег с дождем, слякоть, во всех окнах горит свет. Проходит медсестра и говорит мне на ходу: