ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА
Шрифт:
— А теперь пошли куда-нибудь еще!..
Один за другим они вышли и, не замечая меня, направились к берегу. Все четверо мужчин — Кумагай, Хамада, Сэки и Накамура — были в легких дачных кимоно. Я разглядел только, что Наоми куталась в черное манто и на ней были туфли на высоких каблуках. Я знаю, что ни манто, ни туфель в Камакуру она не брала, очевидно, все это она у кого-нибудь позаимствовала. Полы манто развевались от ветра, и она обеими руками придерживала их изнутри, так что при ходьбе отчетливо вырисовывались ее крутые бедра. Она шла, нарочно покачиваясь, как пьяная, задевая плечами идущих рядом мужчин.
Я сидел скорчившись и затаив дыхание, но когда расстояние между нами увеличилось
Кумагай шагал впереди, размахивая рукой, как дирижерской палочкой. Наоми шла все так же, раскачиваясь и задевая мужчин плечами. Мужчины, которых она толкала, тоже покачивались в разные стороны, как будто плыли в лодке.
— Не толкайся так! Я об забор ударюсь!
Раздался стук. Это кто-то ударил стеком по забору. Наоми рассмеялась.
— Давайте теперь споем «Хонику».
— Идет: будем танцевать гавайский танец. Все будут петь и трясти задом! «Sweet brown maiden said to me…» — Выкрикивая непонятные слова, они начали вертеть бедрами.
— Ха-ха-ха! Лучше всех трясет задом Сэки!
— Потому что я серьезно изучал эти танцы.
— Где?
— На Всемирной выставке в Уэно. В одном из павильонов танцевали негры. Я ходил туда десять дней подряд.
— Вот дурак!
— А ты лучше бы сам ходил туда, никто не отличил бы тебя от негра!
— Эй, Матян, который час? — спросил Хамада. Он был трезв и как будто серьезнее всех.
— В самом деле, который час? У кого есть часы?
— У меня, — сказал Накамура, зажигая спичку. — Ого, уже двенадцать минут одиннадцатого.
— Ничего, папа-сан раньше половины одиннадцатого не приезжает. Давайте пройдем разок по проспекту Хасэ и оттуда домой! Я хочу показаться в этом костюме публике.
— Одобряю, одобряю! — громко крикнул Сэки.
— Если ты пойдешь в таком виде, за кого тебя примут?
— За женщину — атамана шайки…
— Если я — атаманша, то все вы — мои подчиненные!
— Или, лучше, — четверо бродяг-разбойников!
— Значит, тогда я — Бэнтэн-Кодзо! [12]
— Э-э… Атаманша… Наоми Кавай, — начал Кумагай тоном рассказчика на киносеансе, [13] — под покровом вечерней мглы, закутанная в черное манто…
12
Бэнтэн-Кодзо — имя героя популярной пьесы Кабуки, написанной в 1862 г. драматургом Каватакэ Мокуами (1816–1892), который считается последним классиком национальной японской драмы.
13
«…тоном рассказчика на киносеансе…» — В эпоху немого кино в Японии все фильмы комментировал специальный рассказчик, объяснявший зрителям происходящие на экране события и весьма эмоционально «сопереживавший» действию.
— Перестань, у тебя такой противный голос!
— …Окруженная четырьмя сорвиголовами, на берегу Юйгахамы…
— Перестань, Матян! Слышишь, сию же минуту перестань…
Размахнувшись, Наоми отпустила Кумагаю оплеуху.
— Ай,
— Мэри Пикфорд не может быть атаманшей.
— Тогда кто же я? Присцилла Дин? [15]
14
Нанива-буси — старинные баллады, исполнявшиеся речитативом.
15
Присцилла Дин — популярная американская киноактриса эпохи немого кино.
— Вот-вот… Присцилла Дин!
— Ла-ла-ла, — запел Хамада и принялся танцевать.
Когда он, кружась, повернулся, я быстро отскочил назад и спрятался в тень деревьев.
— Ой!.. — в тот же миг вскрикнул он. — Кто это? Это вы, Кавай-сан?
Все разом смолкли и остановились, вглядываясь в темноту.
«Попался!» — подумал я, но было уже поздно.
— Папа-сан?… Это вы, папа-сан? Что вы здесь делаете? Идите к нам!
Наоми быстро подошла ко мне и положила руку мне на плечо. Манто неожиданно распахнулось, и я увидал, что под ним нет никакой одежды.
— Что ты наделала? Ты покрыла меня позором! Проститутка! Развратница!
От нее пахло вином. До сих пор я ни разу не видел, чтобы она пила вино.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Потребовалось два дня — тот вечер и весь следующий день, чтобы преодолеть упрямство Наоми, заставить ее раскрыть всю механику обмана и самой рассказать обо всем.
Как я и догадался, она пожелала ехать в Камакуру, чтобы встречаться там с Кумагаем. Родственник Сэки в Огигаяцу оказался мифом: на самом деле существовала только дача Окубо, дяди Кумагая. И даже флигель, в котором мы поселились, нам сдали благодаря Кумагаю. Садовник служил в усадьбе Окубо. Кумагай уговорил его — уж не знаю, как это ему удалось, — отказать прежним жильцам и отдать флигель нам. Само собой разумеется, это было заранее согласовано с Наоми. Содействие госпожи Сугидзаки, служащий Нефтяной компании — все это было наглой выдумкой. Жена садовника рассказала, что Наоми приехала в первый раз осматривать дачу вместе с «молодым барином» Кумагаем. Она выдала себя за его родственницу. Хозяйку заранее уведомили об этом, и поэтому ей пришлось отказать прежним жильцам и сдать дом нам.
На следующий день я впервые в жизни не поехал на службу. Строго приказав Наоми не выходить из комнаты ни на шаг и забрав все ее платья, обувь и кошелек, я отнес их в дом к садовнику, а затем устроил допрос хозяйке.
— Хозяйка, извините, что впутываю вас в эту некрасивую историю, но прошу вас, расскажите мне все, что знаете. Я ни в коем случае не собираюсь выдавать вас Кумагаю. Я только хочу узнать правду… они и раньше бывали здесь, когда меня не было дома?
— Да, постоянно… И молодой барин приходил к ней, и барышня уходила к нему.
— Кто вообще живет на даче Окубо-сана?
— В этом году никто, наведываются лишь изредка. Большей частью здесь живет только молодой барин Кумагай.
— А его приятели? Они тоже иногда здесь бывали?
— Да, приходили.
— Все вместе или каждый в отдельности?
— Э-э…
Только впоследствии я вспомнил, что при этом моем вопросе хозяйка очень смутилась.
— Они приходили и по отдельности, и вместе с молодым барином. Всякое бывало…
— Кто еще бывал здесь один, кроме Кумагай-куна?…