Любовь Химеры 2
Шрифт:
— Хорошо, — кивнул Перун.
Сегодня же свяжусь с Велеславом. Почему мне ни о чем не сказали? — негодовал Перун. — Почему меня не позвали? Почему?
— Успокойся, дедушка! Кто первый на ум пришел, того и позвала, — утешала деда Лиза, наглаживая его руку.
— Она винит меня в гибели сына, — вздохнул Перун, закрыв лицо руками.
— Нет, деда, не винит!
— Не надо, Лизонька, все и так понятно. Прости меня, Господи. Она должна была просто отвлечь Люция, пока ребята заберут кристалл. Но сделка состоялась раньше, и ей вообще не надо было к нему идти в этом случае! Ведь ясно же, не отдаст!
— Мы ей говорили, дед, — вздохнул Коляда, здоровенный детина, как две капли воды, похожий на отца,
— Да что толку теперь сокрушаться! — раздраженно сказал я. — Не воротишь сделанного! Думайте лучше, как ей теперь помочь!
— Ее для начала еще найти нужно! Вот куда он ее уволок?
— Я думаю, он не причинит ей вред, — попытался унять я разгневанного урайского тестя.
От Доры не было ни слуху, ни духу вот уже 2 месяца. Я с ума сходил от тоски и беспокойства. Но, судя по теплому ардониту, с ней все в порядке, и, главное, она в безопасности. Подальше от них от всех. Злиться на Перуна за гибель сына я не мог, в его глазах и так была разъедающая душу вина. А злобой и обидой кроху не вернуть. Может быть, когда-нибудь он у нас еще родится. Зато к Машеньке (так назвать дочь решила еще сама Дора) мы с Лизой ходили каждый день. Поначалу смотреть на эмбрион, плавающий в большой колбе, было жутко. Но я быстро привык и с интересом теперь наблюдаю за ее развитием. Она растет реально не по дням, а по часам, уже узнает наши с Лизой голоса, судя по тому, что начинает ворочаться, как только мы приходим. Наше маленькое чудо, как любовно зовет ее Лиза.
— Ардонийская делегация во главе с Деметриосом прибывает на орбиту, — объявил появившийся в гостиной Арий.
— Неужели снова война? — шепчет побледневшая Дива, прижимая к себе Илюшу.
Глава 39
Холодно, как же холодно! Все кости ломит жуткой болью. Мышцы ведет судорогой, сжимаю зубы и рычу, чтоб не заорать.
— Потерпи, маленькая, потерпи, — слышу откуда-то издали глухой мужской баритон с интересным таким акцентом.
Открываю глаза и вижу перед собой высокого рослого мужчину с широкими могучими плечами и таким же широким лицом. Брутальная, модная нынче черная бородка, перетекающая в усики или наоборот. Узкие черные глаза, высокий лоб, черные волосы, собранные в высокий конский хвост на затылке. Одет мужчина в красную атласную рубашку и молочный, расстегнутый сейчас, пиджак. Вид в целом более чем представительный.
— Здравствуй, внученька, — белозубо улыбаясь, говорит мужчина, дав себя рассмотреть.
Берет меня за руку. Его рука очень теплая, даже горячая, от нее по всему моему телу разливается тепло. Тело расслабляется, и судороги проходят, я могу спокойно дышать и даже, кажется, говорить.
— Здравствуй, дедушка.
Я пытаюсь встать, дед мне помогает, придерживает за руку, меня шатает. И он берет меня за вторую руку, поддерживает, как ребенка.
— Давай потихонечку, по шажочку, — улыбается мужчина.
И я делаю один шаг, второй, третий, все легче. Дед выпускает мои руки, я стою сама уверенно. Делаю шаг, два, кружусь, делаю движения руками. Все вроде в порядке. Дед делает резкий выпад, собираясь ударить, я отскакиваю в сторону и хватаю сзади за горло его. С реакцией тоже вроде порядок.
— А, познакомились уже?
В отсек входит Демитрий, одет он так же, как отец, только рубашка желтая.
Я отпускаю деда и кланяюсь ему, прижав ладони друг к другу. Он отвечает мне тем же.
— Пойди, прими душ, тщательно промой волосы, — приказывает Демитрий.
Нажимает на кнопку на панели, и из стены выезжает круглая душевая кабина.
— Все вопросы после, — пресекает он мою попытку заговорить.
Иду в душ, как только вхожу и закрываю дверцу, начинает стеной литься теплая вода. Беру с полки одноразовые гель и мочалку и с наслаждением тру разомлевшее тело. Тщательно промыла ардонийские черные волосы, сначала шампунем, потом — бальзамом. Волосы очень грязные, сколько же я тут провела времени? Надеюсь, не годы. Выйдя из душа, сразу угодила в большое полотенце, что держал Демитрий.
Полотенце было огромным, Демитрий завернул меня в него с головой, оно тут же приятно нагрелось, высушивая мое тело и волосы.
— Сколько я здесь?
— 2 месяца.
— Почему так долго? Что со мной было?
— Кольцо треклятое. Психика твоя была надломлена горем, и оно начало подчинять тебя себе. Но теперь все хорошо.
— На какое-то время, — добавил дед со вздохом. — Тебе нельзя здесь оставаться совсем тебя смогут уберечь лишь инквизиторы нави. Я их вызвал. Плевать мне на гордость Перуна и их застарелые счеты. Этой глупой многотысячелетней вражде давно пора положить конец, и сделаешь это ты, моя девочка. По сути уже сделала. Одевайся. Представлю тебя семье.
Мужчины вышли, вошла Диера, принесла потрясающе красивое белое белье, мягкий корсет, чулки и трусики
И потрясающее красное платье с широкой пышной юбкой и золотой на нем вышивкой. Глаза густо накрасила тушью, подвела черным карандашом, наложила темно-коричневые тени. Темно-вишневая помада, пудра, румяна — и вот из большого зеркала на меня уже смотрит настоящая прекрасная принцесса, холодная, немного высокомерная, чужая, но прекрасная. Волосы Диера завила мне крупными прядями, и сама восхитилась своей работой.
— Ты прекрасна, госпожа! — выдохнула она и повела меня к выходу.
Вошли дед и отец, взяли меня под руки и провели по коридору, вовсе не металлическому, как обычно представляют космические корабли. На полу была красивая розовая плитка, стены тоже были красивого розового оттенка, раздвижные двери — орехового. Они распахнулись, и перед нами открылась большая стильная зала с мягкой мебелью у стен. И больше нечего не было, стояло лишь 6 мужчин — черноволосых, суровых. Двое были старшими сыновьями Деметриоса. Демитрий был самым младшим из мальчиков в семье. Два военных генерала — те, что были в черной форме, и 2 жреца-советника — те, что были в темно-синих костюмах. Но лица я их, к своему стыду, почти не различала. Меня все приветствовали сдержанными поклонами, я ответила тем же. Деметриос задрал рукав на правой руке, подняв ее вверх, продемонстрировал всем три золотых чешуйки на запястье. Знак принадлежности к королевскому роду, один из братьев поднес к отцу серебряный кинжал, тот провел по своему запястью возле своей метки, затем, по-моему. Соединил два наших пореза. Голова моя закружилась, резко затошнило, я испугалась, что упаду сейчас или оскандалюсь, испортив паркет. Но меня кто-то придержал сзади за плечи, и стало легче, пошел прилив сил, в голове прояснилось, мир стал видеться как-то по-иному. Более четче, ярче, что ли. Хотя зрение у меня и так куда лучше человеческого. Но теперь я видела еще и ауры людей сразу, не прибегая к внутреннему зрению. Причем никаких разноцветных всполохов и ореолов вокруг, вот просто смотрю на человека — и точно знаю его настроение. Дед, например, испытывает ко мне некое умиление, как к ребенку малому, отец — гордость. Дядьки — настороженность, жрецы — любопытство. Военным вообще пофиг на меня. Они здесь для подчеркивания статуса императора.
Дед держал наши руки перекрещенными с минуту, его глаза были закрыты, лицо то расслабленное, то хмурое. Читает мою память, догадалась я, покорно открылась и замерла. Простояли так еще минут 5, порез на руке начал чесаться, стал заживать.
Дед открыл глаза, прижал меня к себе, ни слова не говоря. Постояли так секунд 10.
— А теперь, внученька, исполни-ка мою просьбу.
— Какую, дедушка?
— Перейди в марсианскую ипостась, переоденься и встреть одного очень важного гостя.