Любовь Химеры
Шрифт:
— Запомни ее такой, не грусти о ней и не вини себя. Ее душе от этого плохо и неспокойно. Живи дальше, так, чтобы ей там было радостно смотреть на тебя. Не страдай, не переживай, прими, смирись. Найди утешение в Жене и Ире, заботься о них, теперь они — твоя семья.
Мозг был открыт, податлив, он мне доверился. Отлично! Попутно еще попробовала покопаться на предмет того, кто же его обучает и зачем. Чисто. Надо же. Все серьезно. Нужно проверить.
Подлечила сердце, нервы, убрала беспокойство. Теперь будет спать, как младенец. Усилила мужское либидо. А что, пусть молодую радует. И сам
— Приятно, — улыбнулся Влад, открывая глаза.
— И мой тебе совет: съезжайся с Женей. Она до того к тебе забегалась, пытаясь вытащить тебя из твоего самозабвенного депресняка, что совсем дочь забросила. Она вон сегодня чуть из окна у вас не вышла.
— Боже! Из-за меня? — Ужаснулся Влад.
— В парня влюбилась, ему семнадцать. Полтора месяца встречались, ну, приспичило ему, она отбилась, и вот теперь мир рухнул. Мозги я ей вправила. Больше подобное ей и в голову не придет. Она рада, что матери хорошо с тобой. Ты ей нравишься. Но единения с матерью ей очень не хватает.
— Ясно. Учтем. Спасибо.
— А кто тебя учит и зачем? — напрямую спросила я.
— Дочь учила. Так, на всякий случай.
Ах, как врем, товарищ майор, да не краснея. Ну, ну.
— Так это, значит, ты маньяка грохнула?
— Было дело, — мобильник призывно зажужжал, я ответила. — Да, папочка.
— Ты что там делаешь? — послышался возмущенный голос генерала.
— Отдыхаю.
— Я же велел тебе из поселка не выезжать!
— Я хорошо себя чувствую и ОТЛИЧНО выгляжу. Как всегда. Ты же знаешь.
— А аура твоя прежняя, не забывай, тебя за два километра видно!
— Я знаю, что делаю, пап. К празднику все готово. Ты просил меня помогать, я и помогаю. Исправила, что нужно.
— Смотри, спиртное не пей!
— Ну конечно, я не пью.
— Давайте, возвращайтесь домой. Поздно уже. И не закатывай глаза. Если меняешь мужей — совсем не значит, что взрослая.
— Обо мне есть кому позаботиться. Доброй ночи.
— Еперный театр! — ругнулся Влад.
— Как эту банку отрыть! Открывашка и та обломилась, — папа помахал обломленной открывашкой.
— Дай сюда.
Прикинув, какой ноготь не жалко, аккуратно вырезала круг в банке указательным пальцем левой руки. Надо же, какой хороший лак! Не зря полторы штуки за маникюр отдала! Ни единой скобленки.
— Держи, — протянула банку Владу, у бедняги аж челюсть отвисла.
— Опасная, однако, женщина, как ни крути, — резюмировал он, улыбаясь уже по-доброму.
Я улыбнулась, взяла две пиалы, наполненные уже персиками, и вышла. На сердце полегчало. Теперь он страдать не будет. Будет просто жить.
Чай пили уже в спокойной, дружелюбной обстановке. Он все еще мне не доверял, но уже не считал врагом. Ира повеселела и устроила нам фотосессию, заметив, что у здешних мужчин губа не дура, на что я не преминула заметить, что моего папочку здесь вряд ли кто переплюнет. В его шестьдесят восемь его пассия аж на три года меня моложе. После чего все дружно подавились тем, что ели. И более вопросов, про возраст как-то не возникало. После я помогла убрать со стала, а пока мыли посуду, внушила Жене побольше по-дружески проводить время с дочерью. После чего с чистой совестью и легким сердцем можно было удаляться.
Пока ехали домой, я задремала, и в мое сознание вклинился Тарх. Он был в нашей квартире, там, где я раньше жила с ним, как с Вербицким, сидел на белом диване в гостиной и улыбался нежно и по-доброму. Я оказалась сидящей рядом.
— Как ты, малышка?
— Твоими молитвами.
— Я молюсь. Я действительно молюсь за тебя, — серьезно кивнул Тарх.
— Ты Бог и ты молишься?
— Ну, есть ведь и повыше меня.
— Ну, спасибо тебе. Что-то случилось?
— Я соскучился.
Тарх придвинулся ближе и взял мою руку. Его глубокие голубые глаза гипнотизировали меня. Ох, сейчас сорвусь, ох, сейчас…
Стоп! Так не пойдет! Бог он, етит твою! Так и мы не простые смертные! Кинула ардонийский зов, как только могла, в надежде парализовать, загипнотизировать нахала. С Вербицким ведь всегда работало.
Но я просчиталась! Ох, просчиталась! Ведь передо мной был больше не майор Вербицкий, а сам Тарх, Даждьбог собственной персоной. Существо, коему в нашем измерении многие десятки тысяч лет. А это значит, он сильнее меня. Неизмеримо сильнее.
Мой зов бог принял как согласие и тут же накрыл собой, даря страстный — жесткий поцелуй. Его язык был требователен и неумолим и отказывался покидать мой рот, даже когда я попыталась отстраниться. Руки Тарха уже бесстыдно задрали платье и пытались спустить трусики, я отчаянно зажала ноги и прижалась попой к дивану. Не помогло. Ноги были жестко раздвинуты коленом, пальцы запушены между и, отодвинув трусики, стали гладить то, к чему теперь не имели никакого права прикасаться. Два его пальца сжимали и гладили дрожащий уже бутон. Остальные три пальца проникли меня полностью и быстро и бесстыдно задвигались, я, к своему стыду, тут же намокла и непроизвольно начала выгибаться ему навстречу. Губы Тарха уже спустились к шее. Эти мелкие нежные неторопливые поцелуи всегда сводили меня с ума, и он, поганец, это знал.
Сопротивляться уже не было никакого смысла, так что я расслабилась и позволила снять с себя белье и платье. Лаская себя, подождала, пока Тарх разденется.
— Ай, какая нехорошая девочка! Ай, какая нехорошая, — покачал головой обнаженный бог, наблюдая за мной.
Я поманила его к себе пальцем, но он схватил меня за руку и кинул на ковер, придавил собой и, держа мои руки над головой и не давая пошевелиться, резко и полностью вошел в меня. Его движения были, как удары, словно меня наказывали за что-то, как плохую девочку.
— Ты моя! Слышишь! Ты моя! С кем бы ни жила! С кем бы ни спала! От кого бы ни рожала! Ты моя! Была, есть и будешь моя!
— Ты сам меня отдал ему! — простонала я. К глазам вдруг резко подступили слезы горечи. — Зачем?
— Так надо! Но это ничего не меняет — ты моя!
— Я так не могу!
— Можешь, детка! Можешь! — усмехнулся Тарх. — Вон как течешь! Как хочешь! Моя!
Мои губы накрыли его губы, затем он перевернул меня на бок спиной к себе, вошел и продолжил резкие и сильные движения, страстно целуя и покусывая мое плечо, одна рука ласкала грудь, гладя закаменевшие соски, другая клитор, все вместе приносило мне невероятное наслаждение.