Любовь Химеры
Шрифт:
Большинство гласило — да это не она. Это фотошоп!
Как не она — она! Муза Гришкина. Он и нафоткал!
А сисяндры-то ниче! Сколько за ночь берешь, модель?
Вау! Детка! Я тя хочу.
Да Гришка козел просто! Сам с Сысоевой замутил, а Ирку так подставил! Аноним хренов.
Что же скажет наша мама?
Да у нее самой, поди, фоток таких куча. В кого доча-то.
Фу, шалава!
Сиськи-то отрастить надо, прежде чем показывать!
Капусты больше есть, Жильцова!
Дашь за сиську
Даст, даст и не только ущипнуть. Вон, какая смелая, на всю школу звезда теперь!
Читать дальше сил уже не было, из глаз градом катились слезы. Из горла вырывались рыдания. Все! Она пропала! Пропала! Теперь она посмешище на всю школу, до конца дней своих! Каждому не объяснишь, что это фотошоп! Возможно, ее даже исключат из школы, из группы. Позор! Какой позор! Школа ведь в двух шагах, через дорогу. Все ученики из этого и близлежащих домов. Теперь и на улицу не выйти, все будут звать шалавой, предлагать перепихнуться.
Ужас, ужас! Девочка, раскачиваясь на стуле и схватившись за голову, зарыдала. Затем резко встала, подошла к окну, распахнула его и вскочила на подоконник. Девятый этаж — все будет быстро и не больно, наверное. Ну, а какой еще у нее выход? Кроме как в окно? Лучше сдохнуть, чем быть посмешищем! Чем посмотреть маме и учителям в глаза. Бедная мама! В нее теперь тоже плеваться будут, а так хоть сочувствовать начнут.
— Это я, твоя мама, звоню! Как дела, так узнать я хочу! — запел телефон.
Ира вздрогнула. Мама, мамочка! У нее же сегодня день рождения! Нет, нет. Только не сегодня! Завтра с утра, но не сегодня, нехорошо портить маме праздник на всю жизнь.
Ира слезла с подоконника, утерла слезы и как можно спокойнее ответила.
— Да, мамуль?
— Ирочка, доченька, как ты там? Все в порядке? — в трубке послышался веселый мамин голос.
И как она только догадалась позвонить именно в самый последний момент? Неужто и правда, материнское сердце подсказало?
— Все хорошо, мам. Только что реферат дописала.
— Ты моя умница! Красавица моя, любимая! Гордость мамкина. Мы щас приедем.
— Что, на праздновались уже?
— Нет, мы с гостями приедем. Дома посидим по-семейному.
— Но у нас к столу ничего нет.
— А мы с собой возьмем из ресторана, приберись чуть и стол накрой.
— На сколько человек?
— С тобой пять.
— Хорошо, мамуль, жду.
Ира выдохнула: вот и есть для чего жить ближайший вечер.
Часть 38
— Вот убил бы, ей-богу! Тридцать лет душа в душу и в горе, и в радости. А теперь я для него враг номер один походу! — Олег кипел от злости.
— И это он еще не в курсе, в чьи именно трусы ты залез и кого именно обрюхатил, — хрюкнула я.
— Прибью!
— Так сразу надо было! А лучше еще в младенчестве подушкой придушить, что ж ты растерялся-то!
— Прости, прости, просто это все неправильно как-то. Даже то, что я с тобой сплю, как-то неправильно. Блин, я только сейчас понял, что буду думать об этом каждый раз, когда буду видеть Влада. А ты?
— А я восемь лет спала. С самым настоящим богом, который теперь мне братцем, как выяснилось, приходится. И если оглянуться, не жалею об этом. Еще вопросы есть?
— Нет, — фыркнул Олег, покачав головой.
— Я тебя не держу, еще раз говорю, можешь прямо сейчас идти своей дорогой, и не такое переживали.
— Ну что ты опять, а! Я не хочу оставлять тебя и тем более сына. Я люблю тебя. И никогда от вас не откажусь. Но, согласись, ситуация щекотливая.
— Никогда не говори никогда, товарищ полковник. Останови здесь, я подарок девочке куплю. Я быстро.
Войдя в квартиру, я сразу почувствовала, что мы успели вовремя, аура у девочки была серо-голубая, клочками, она была в смятении и не хотела жить. Она уже твердо решила не жить. Вот только день рождения мамы переждет, чтоб праздник не портить, а, возможно, уже этой ночью, когда мама уснет…
— Иришка, ты чего такая надутая? Случилось чего? — обеспокоилась Женя, сердце матери не обманешь.
— Нет. Ничего, мамуль. Реферат по Романовым забодал, — отмахнулась девчонка. А в голове — Боже, если мама узнает про эти фотки, она не переживет, ей не объяснишь, что это фотошоп! Как стыдно-то, как стыдно!!!
— Привет. Меня зовут Оля, — улыбнулась я со всей теплотой, на которую была способна.
— Ира, — безрадостно улыбнулась девушка.
— Я тут кое-что тебе принесла. Вот смотри, это акварельные карандаши, очень хорошие, очень яркие. А это раскраска — антистресс называется. Арттерапия такая, когда тебе будет плохо или ты устанешь, выбери сюжет, который понравится, и раскрась его теми цветами, что захочется, отдай плохое настроение бумаге, и оно сразу улучшится.
— Ух ты, спасибо, попробую, — а в голове: если бы еще кто-нибудь стер им всем память и фотки, что они наверняка себе накопировали.
— Ир, помоги на стол накрыть.
— Хорошо, мам!
— Я тоже помогу.
Я ушла вслед за хозяйкой на кухню, но весь мой слух был обращен в гостиную: там остались двое самых дорогих мне сейчас мужчин на свете.
— А ты неплохо пристроился, Олеж. От кого, от кого, а от тебя такое неожиданно точно, — тихо, сквозь зубы говорил папа.
— Если ты про ее отца, то, когда меня около полугода назад привели знакомиться с семьей, меня чуть Кондратий не хватил при виде папочки.
— Но я так смотрю — в семью тебя приняли?